«Почему ты ведешь себя так, словно один знаешь истину?.. Кто ты такой, чтобы решать, чья жизнь оборвется, а чья - нет? Почему ты убежден, что существует лишь твоя правда?»
Но если Медана имела право произносить эти слова, потому что тогда я был, поистине, диким животным, подобием человека, а не человеком, то Айфа Демелза ошибалась, обвиняя меня. Или пыталась смутить мой дух злонамеренно. Сейчас я знал истину, я знал, что хорошо, а что плохо. И небеса сами поручили мне эту миссию – нести свет яркого пламени мечом и молитвой.
Надо было разбудить Кенмара после полуночи, но я этого не сделал. Сидел у стены и смотрел, как плавится свеча и как утренний свет начинает литься сквозь щели ставня.
Первой зашевелилась ведьма. Я слышал, как она осторожно слезла с кровати и завозилась за ширмой. Потом ее тонкий силуэт промелькнул передо мной, когда она кралась к выходу. Она долго воевала с дверным засовом, стараясь не шуметь. Наконец, открыла двери и выскользнула в коридор. Я пошел за ней, памятуя о вчерашнем. Держался на расстоянии, а она была слишком беспечна, чтобы обнаружить слежку.
Я проводил ее до нужника, дождался, пока выйдет, и встал на пути, когда она собиралась подняться по лестнице.
В зале на первом этаже было пусто, только дремал на лавке жирный черный кот. Айфа Демелза меня не заметила, и мы столкнулись у основания лестницы. Не узнав меня, ведьма начала лихорадочно колдовать, мысленно ощупывая меня с ног до головы в поисках бреши, и призывая свою стихию. Потом узнала и взмахнула рукой с досадливым возгласом, стряхивая колдовство с пальцев, словно капли воды.
- Выскочил, как черный демон из преисподней, - сказала она недовольно. – Думал, я сбегу?
- Даже не надеялся, - сказал я. - Ты зря так сорвалась вчера.
- Нравоучения с утра?
- Самое время, когда дух свеж и впитывает все, что полезно.
- Прямо здесь? Даже в комнату не зайдем?
Я оглянулся, задержав взгляд на коте, который вроде и спал, но еле заметно шевелил ушами.
- А чем плохо здесь? Никого нет, никто не помешает и не подслушает.
- Как пожелаешь, - ответила она ровно, уже справившись со страхом. – Но я не сорвалась. Я сделала это намеренно. Мужлан разозлил меня, я защищалась.
- Ты мстила ему. Мстила за те унижения, которые пережила сама. Это неправильно.
Она посмотрела, знакомо вскидывая брови, и сказала саркастически:
- Еще я и оказалась виновата?
Я подумал и ответил:
- Нет, виноват я. Когда слишком сильно сжимаешь пружину, рано или поздно она срывается. Я сжал тебя слишком сильно.
- Ну что ты, - щедро утешила она, поигрывая прядями и глядя в упор. – Я ничуть не злюсь, что ты связал меня и раз, и два, что вел на привязи, как корову, что затыкал мне рот грязными тряпками, сделал приманкой для упыря… Какие мелочи, епископ! Это же все ради дела, ради спасения чужих жизней. А моя жизнь – она для тебя не в счет. И если кто-то по-пьяни схватил ведьму за плечо, она должна расплакаться от радости, что до нее снизошли, но ни в коем случае не давать отпор.
- Я не говорил такого, - ответил я сдержанно, понимая, что зря завел этот разговор. – Просто не задирай Кенмара и не калечь случайных людей.
- Твой ученик – трус и слабак, - сказала она с видимым удовольствием. – Он смел только с беззащитными. Как оказалось, со мной смелым быть не получилось.
– В Тансталле он будет свидетельствовать со стороны обвинения, когда станут допрашивать о твоем поведении в пути. И может рассказать судьям много интересного.
- Знаю, что он без зазрения совести расскажет и то, что было, приукрасив стократно, и то, чего не было. Хуже мне уже не будет, - ответила она. – Поэтому и разыгрывать из себя беззащитную овцу я не стану. Даже перед таким волком, как ты. Я защищалась.