- Даже умываться не станешь?
- Тебя это не касается, ведьма, - заявил Кенмар, - не смей указывать мастеру.
- Сам-то и умылся, и кудри расчесал волосок к волоску, как столичная модница, - поддела она его.
- Придержи свой змеиный язык, - Кенмар сделал шаг по направлению к ней.
Я удержал его за плечо:
- Пойдем есть. Не начинай утро со ссоры. Яркое пламя любит спокойных духом.
Про себя я понял, что мой совет не задирать Кенмара по пути пропал втуне. Что ж, было бы сказано, а принять или нет – дело ведьмы.
Мы спустились в общий зал и расположились за столом в углу. Кенмар расплатился, и сел рядом со мной, крутя ложку между пальцами и старательно не замечая ведьмы. Ведьма сидела напротив, разглядывая надписи на столешнице. Даже здесь она противопоставила себя мне и Кенмару.
Хозяин «Бурого бобра» принес котелок с тушеными овощами, а хозяйка – плетенку, полную толстых лепешек. К угощению полагался еще и сыр – желтый, ноздреватый, пахнущий тмином. Я нарезал его, и нож стал масляным от жира. Мы воздали должное и сыру, и овощам, а еще - свежей зелени, что хозяйка таверны принесла в пучках.
Посетителей было мало, и я был уверен, что причиной этому вчерашние ведьмовские выходки. Два постояльца налегали на лепешки и бобы, доступная женщина выглядывала из-за кухонной двери, изредка позевывая в кулак, и еще одна женщина – пожилая, с лицом, прорезанным резкими морщинами, сидела за соседним столом, глядя на кружку с водой и порцию овощей, что поставили перед ней.
Она сразу привлекла мое внимание. Такие как она не обедают в придорожных тавернах. Одета она была бедно, но опрятно, только башмаки в пыли, стоптанные, со сбитыми каблуками. Но я не выказал внимания. Пусть она сама проявит себя, если пришла неслучайно.
Ждать пришлось недолго, и когда хозяин подошел получить с нее плату, она вдруг громко сказала, отсчитывая медяки:
- Говорят, сам Ларгель Азо объявился в наших краях.
Хозяйка осенила себя знаком яркого пламени и оглянулась, будто опасалась увидеть страшного епископа позади себя, а хозяин сгорбился, отводя глаза.
Продажная женщина юркнула в кухню и больше не показывалась, а мужчины потеряли интерес к бобам и принялись с жаром вспоминать всех моих жертв, начиная от умбрийских ведьм до вымышленных демонов севера.
- У нас нет ни упырей, ни ведьм, - торопливо заговорила хозяйка, утирая передником пот, проступивший на лбу и бросая на Айфу Демелза быстрый взгляд, - с чего бы ему появляться?
- Разве он убивает только упырей и ведьм? – спросила Айфа Демелза, кладя в рот кусочек хлеба.
Я отрезал еще кусок сыра, гадая, с чего это ведьма стала такой разговорчивой.
- Мне приходилось слышать, что он и невиновных казнит, как виновных, - закончила она. – Так что опасайтесь, вдруг и вправду рыскает поблизости?
Кенмар хотел говорить в мою защиту, но я пнул его под столом, чтобы не вмешивался. Бабская болтовня должна идти мимо истинного служителя. Он понял и уткнулся в чашку.
- Много ли ты знаешь о Ларгеле Азо? – спросила женщина, глядя на Айфу Демелза пытливо.
Та пожала плечами и ответила:
- Он страшный человек.
- Нет, - возразила женщина, – он – праведный человек. Праведный – и безжалостный в своей праведности, но не страшный.
- Разве безжалостность может быть праведной? – усмехнулась Айфа Демелза.
- Праведность обязана быть безжалостной, - твердо сказала женщина и посмотрела на меня. – Иначе этот мир погряз бы во зле и скверне. А ты почему молчишь, путник? Ты не боишься Ларгеля Азо?
- Конечно, боюсь, - сказал я, отламывая половину лепешки и зачерпывая еще овощей из котелка. – Ведь говорят, что он – людоед, и ест плоть человеческую с жадностью, вот так, - и я вгрызся в лепешку, укусив ее несколько раз.
Мне казалось, что после этого женщина перестанет донимать меня разговором, но вышло наоборот. Глаза ее вспыхнули, а руки заметно задрожали.
- Что-то подсказывает мне, - сказала она, - что ты и есть Ларгель Азо.
Айфа Демелза вскинула брови, переводя взгляд с нее на меня и обратно. Кенмар заерзал на скамье, а я продолжал есть, как ни в чем не бывало, но краем глаза заметил, что постояльцы побросали ложки и выскочили вон, а хозяин с хозяйкой укрылись в кухне.