Голос был знаком, и картавый выговор, да и лицо тоже. Крепкий мужчина, лет тридцати, с застарелым шрамом на щеке. Я мысленно воскресил в памяти тысячи лиц, встреченных мною за последние сто с лишним лет.
- Не узнаешь? – спросил упырь. – Неужели я так изменился? А вот тебя годы не коснулись, хоть двадцать пятый год пошел, как мы не виделись.
И тут я его вспомнил. Пабрус. Пабрус из Домерти. Вот уж и правда – мир тесен.
- Так ты жив? – спросил я. – Как получилось, что я до сих пор тебя не встретил? Где ты так хорошо прятался?
- На все воля небес, - ответил он. – Но я рад тебя видеть, Ларгель. Очень рад, хоть ты и пришел, чтобы меня убить. Ты ведь за этим пришел?
- Ты всегда был догадлив.
- Пришел убивать меня, а я здесь не один, - подмигнул Пабрус. – Смотри, какое приятное соседство.
Раздалось хихиканье и три юные женщины выглянули из-за его спины. Все они были упырихи, причем, уже попробовали человеческой крови.
- Что же ты делаешь, - сказал я устало. – Зачем испортил этих женщин?
Пабрус рассмеялся резким, совсем невеселым смехом:
- Скучно жить одному столько лет. А милашки скрашивают мою скучную жизнь. Разве они не хороши? – он взял одну из упырих за подбородок и показал мне, поворачивая ее лицо из стороны в сторону. – Посмотри, какая кожа, какие точеные черты… А ведь я нашел ее в порту, она там приторговывала собой. Теперь ей не надо ублажать мужчин за плату, она делает это по собственному по желанию. Обрела свободу и верна мне. Правильно говорю, пташка?
- Да, папаша, - хихикнула она, меряя меня оценивающим взглядом.
- Ну же, Ларгель, - продолжал Пабрус, - скажи, что она хороша? Неужели за столько лет ты так и не соблазнился ни одной юбкой? А вот эту не хочешь? Она настоящая красотка, я сам испытываю к ней слабость.
Две упырихи недовольно заворчали за его спиной, и он довольный их ревностью расхохотался:
- И вас я тоже обожаю, мои улиточки, но вы со мной уже давно, особенно ты, Шошаника, а Адалаида еще не успела надоесть. Так что, Ларгель? Может, зайдешь на часок? Выпьем пару кружек… Нет, не крови, - он посмеялся собственной шутке.
- Не сейчас. Как видишь, я пришел без подарка, - я показал ему пустые руки. – Но вернусь вечером, на закате. Как раз успею прихватить подарки для вас всех.
- Придешь один? – сказал Пабрус, не сомневаясь в ответе. – Ученика ведь не возьмешь.
- Справлюсь и сам, - ответил я, очень желая знать, откуда это Пабрус узнал об ученике. Ведь сказал не «напарник», а «ученик».
- В этом весь Ларгель! – упырь захохотал, сгибаясь и хлопая себя по коленям. – Это мой старинный друг, улиточки, видели? Он ничего не боится, только от баб бежит, как от огня.
Упырихи захихикали, и больше всех старалась Адалаида, которая так и жалась к Пабрусу. Она и вправду была чем-то похожа на Айфу Демелза – темноволосая и белокожая, а зараза придала ее облику нечеловеческую красоту. Я наблюдал за ними, прислушиваясь и присматриваясь, отмечая, как двигались и что говорили.
- Значит, на закате? – уточнил Пабрус, отсмеявшись.
- С последним лучом солнца, - подтвердил я.
- Старина Ларгель верен себе, - хохотнул упырь. – Только ты не боишься выступить против упыря ночью, а против ведьмы – в мае.
- Если с тобой небеса, то ничего не страшно.
- А ты уверен, что небеса с тобой?
- Уверен свято, - сказал я прежде, чем уйти.
Постоялый двор встретил меня тишиной. Элты нигде не было видно, а хозяин уныло протирал кружки и с надеждой вскинулся, когда двери «Бурого бобра» открылись. Но вошел я, и хозяин подавил вздох.
Ученик и ведьма ждали в комнате. Кенмар поднялся навстречу, почтительно кланяясь, а Айфа Демелза только выглянула из за ширмы. Но они одинаково уставились на меня, ожидая новостей, и у обоих во взглядах было любопытство – у одного жадное, у другой – настороженное.
- Что там? – не выдержал ученик. – Она сказала правду, эта старуха? Там есть упыриха?
- Там четыре упыря, - сказал я Кенмару.
- Четыре?! – Кенмар взъерошил волосы и заметался по комнате. – Надо набрать еще святой воды и заточить еще пару кольев…