Потом мы с Кенмаром помолились над хлебом и солью, положили по кусочку круто посоленного мякиша в серебряные лжицы и покормили друг друга, обменявшись ложками. Теперь если со мной что-то случится – серебро потемнеет, и Кенмар сразу поймет, что Ларгель Азо не справился с миссией.
- Если небесам будет угодно призвать меня – не геройствуй. Возьми ведьму и отправляйся в Тансталлу. Купи повозку и вези в веревках, так безопаснее. И до времени не подходи к ней, - сказал я Кенмару последнее напутствие.
Он кивнул, но выглядел уныло.
- Запри дверь изнутри и никому не открывай, пока не наступит утро, - предостерег я на прощанье. - И забудь смотреть в сторону ведьмы. Они опасны, даже когда связаны.
Он снова кивнул. И я ему поверил.
К пещере я вернулся, как и обещал – на закате.
- Ты пришел, - сказал Пабрус, когда я встал за его спиной на расстоянии десяти шагов. – Я знал, что придешь. Я ждал этого.
Он сидел на камне перед входом, наслаждаясь последними закатными лучами.
- Безрассудство - идти на битву с четырьмя упырями в одиночку, - сказал Парбус. – Ты всегда был безрассуден, Ларгель.
- Не с четырьмя, а с одним, - поправил я его, доставая из-за голенища осиновый кол. – Ты ведь отправил своих пташек в полет, разве нет?
Он засмеялся коротко и надтреснуто, как будто сломалась сухая ветка.
- Ты всегда все предугадываешь, - он показал головой. – Я не хочу, чтобы они умерли так скоро. А ты ведь их убьешь, Ларгель?
- Догоню и убью, - сказал я, подходя ближе.
- Ты боишься? – спросил Пабрус. – Не бойся, я не стану сопротивляться. Только бей наверняка, не хочу мучиться напоследок.
- Я всегда бью наверняка. И никогда не боюсь.
- Жаль. Мне было бы приятно услышать, что ты боишься…
Я промолчал. Упырям никогда нельзя верить. Даже когда они говорят, что считают тебя своим другом и не станут сопротивляться во время убийства.
Последний луч солнца скрылся за горизонтом. Я всегда любил закаты, но в этот раз любоваться им было некогда.
- Ты готов? – спросил я у Пабруса.
Он встал, разминая мышцы.
- Готов, Ларгель, готов… - и бросился на меня.
Я успел перехватить его за горло и держал на расстоянии, пока он рвал ногтями мой квезот.
- Ты же сказал, что не будешь сопротивляться? – достав из-за голенища сапога осиновый кол, я ударил Пабруса в солнечное сплетенье, но он в последний миг извернулся всем телом и удар пришелся в бок, в печень.
- Рука у тебя уже не та! – заорал упырь, вырываясь.
Он метнулся к рябинам и исчез среди стволов – даже травинка не пошевелилась. То тут, то там появлялось среди листвы его лицо – искаженное болью и нечеловеческой ухмылкой.
- Ларгель! – звал он, невидимый. – Иди сюда, Ларгель! И в следующий раз постарайся бить наверняка.
Ловить упыря в лесу – занятие сложное и опасное. Приобретая нечеловеческую сущность, упыри становятся нечеловечески быстрыми и двигаются бесшумно, как летучие мыши, полагаясь больше на слух, чем на зрение и обоняние. А еще они чуют кровь. Кровь свежую, человеческую, несущую жизнь. Сами они отрезаны от небесной благодати и не несут жизни в себе, поэтому и жаждут сделать хоть глоток крови, чтобы получить еще хоть кроху жизненной силы.
Я медленно шел между рябиновыми стволами, каждый миг ожидая нападения Пабруса. Я его чувствовал, но не видел, хотя рябинник казался прозрачным - видны небо и дальние горы.
- Ну же, бывший друг, - позвал я его. – Не можешь быть верен слову – хотя бы не прячься…
- Я же не овца, чтобы добровольно идти на закланье, - сказал Пабрус, возникая между рябинами, справа от меня, как из тумана. – А упыри всегда лгут, верно?
- Верно, - подтвердил я. – Но после этой нашей встречи ты больше не будешь лгать.
- Звучит жутко, - паясничал Пабрус. – А вдруг это я одолею тебя?
- Если небесам будет угодно – то одолеешь.
- А, так ты убежден, что все равно победишь! – он захохотал и одним прыжком скрылся в рябиновых кронах.
Я следил за шевелением листвы, пытаясь угадать, откуда Пабрус появится снова. Он водил меня по роще еще сколько-то, стараясь запутать, а потом прыгнул со спины, пытаясь впиться в шейную жилу.