- О каких небесных чудесах ты говоришь? Ты, грешница! – сказал я.
А она между тем скользнула ладонью по моей щеке, а потом и за ворот рубахи. Рука ее была прохладной, но одновременно утишала лихорадку и распаляла желание.
- Отойди, если не хочешь быть казненной до суда, - велел я. – Не терплю, когда ко мне прикасаются.
- Почему же тебе это так не нравится? – спросила она, но руку убрала. Зато не ушла, а осталась сидеть, разглядывая меня без смущения. – Какая польза – принять целибат и добровольно отказаться от мира? Доверься мне, и ты узнаешь, что радость приносят не только духовные удовольствия. Но и плотские… - она томным жестом приподняла волосы и снова уронила их на плечи, каскадом, а потом принялась медленно развязывать вязки на вороте рубахи. – Ты ведь уже видел меня обнаженной, и я тебе понравилась, не отрицай, - голос ведьмы журчал, как ручей, - ты касался моей груди, когда спас мне жизнь. Не хочешь коснуться ее снова? Уже для спасения своей жизни? Ведь настоящий мужчина живет, лишь когда господствует над женщиной. Ты ведь настоящий мужчина, Ларгель? И хочешь господствовать надо мной?
Она распахнула ворот платья и оголилась почти по пояс, обнажив груди. В свете свечи они казались вызывающе порочными – округлые, высокие, с сосками, затвердевшими в ожидании ласки.
- Прикройся, - сказал я, закрывая глаза. – Не пристало благородной даме оголяться перед первым встречным мужчиной.
- Лицемер Ларгель! – прошипела Айфа Демелза, а я открыл глаза и… проснулся.
Значит, все это только приснилось? Кенмар читал канон, и не дошел даже до половины. Айфа Демелза свернулась на кровати клубочком. Спит или нет – непонятно. Лицо закрыто волосами, и она не двигается. И мой нож был, где ему и положено – за голенищем сапога.
Я утер пот со лба. Можно было понять, что это морок. Айфа Демелза, которая только что яростно отстаивала свое целомудрие, не могла вот так предлагаться мужчине. А вот то, что я вижу подобные греховные сны – это означает, что грех спрятан глубоко в сердце. В моем сердце. Пророс, как сорное семя. И надо бороться, пока он не пустил корни.
Покаяние, пост и молитва – вот что спасет от любого греха.
Путаясь мыслями, я прочитал молитву, поцеловал медальон с мощами Меданы и снова уснул. На этот раз без сновидений.
Глава 16
Айфа Демелза
Над Эшвудом сияли две радуги. Это было необыкновенное зрелище. Я любовалась им, поставив локти на подоконник. Под утро прошел дождь, и воздух был чист и свеж. И даже мрачные строения Эшвуда казались мне величественными и прекрасными.
Ларгель спал, а его ученик сидел рядом с упорством, достойным верного пса, и затачивал колья. Думаю, он делал это для моего устрашения. После того, как он попытался взять меня в отсутствие епископа, между нами окончательно и бесповоротно была установлена война.
Впрочем, война не была явной. Воевать открыто было бы неразумно. Он боялся грозного наставника, хотя тот и лежал сейчас слабый, как дитя. Я тоже считала, что действовать открыто – означало навредить себе. Но что-то еще останавливало меня от того, чтобы прибить Кенмара одним ударом, размазать по стене, чтобы просил пощады и скулил от страха. Постоянно, раз за разом я вспоминала, как епископ заслонил ученика, встав на пути колдовской волны. Принял удар на себя – глупое геройство. Зачем он это сделал? Думал, что я не смогу причинить ему вреда? Тогда он переоценил собственные силы. Я ведь видела, что его отшвырнуло, будто пучок соломы ветром. Но на острове он даже не дрогнул. Почему? Все дело в ранении?
Я посмотрела на лицо епископа. Нос его еще больше заострился, глаза запали, грязные волосы сальными прядками падали на лоб. Двухдневная щетина – полуседая, придавала ему зловещий облик. Да еще на щеке виднелись следы от моих ногтей. Настоящее чудовище.
И это чудовище снова посмело связать меня, оставив совершенно беспомощной. А ведь говорил про пружину, которую слишком сильно сжал, и даже, вроде, сожалел об этом. Такой же лицемер, как и его ученик.
Я растравляла собственные обиды, но они гасли, так толком и не разгоревшись, и оказывалось, что теперь я думаю о Ларгеле Азо без ненависти и омерзения. Я ненавидела Кенмара, но то, как епископ встал на его защиту, хотя видел и не одобрял его поступка - произвело впечатление. И уничтожило мою жажду мести.
«Учитесь прощать даже то, что простить невозможно».