Она вышла и вернулась уже с ним, а сама села у окна, подставив волосы солнцу. Любопытство пересилило, и она спросила:
- Что такое небесная кровь?
- Божественная благодать, - ответил я, глядя, как она перебрасывает волосы то на спину, то на грудь, просушивая их.
- Я думала, от укуса упыря нет лекарства.
- Лекарства нет, но есть божественный дар. Он излечивает от любых ядов.
- Почему же тогда вы убиваете? Почему не лечите, а прячете лекарство для себя?
- Это не лекарство, дура! – не выдержал Кенмар.
- Спокойно, - призвал я их к миру. – Я объясню. Рабиа нокс развивается не сразу. Зараза не мгновенно доходит по крови к мозгу. Обычно на это уходит дня три. Если в это время дать человеку небесную кровь, то по милости яркого пламени может наступить исцеление. Если же время упущено – не поможет ничто. Мы все носим с собой флаконы с вином, в которое добавлена небесная кровь. Ее мало, и она появляется лишь раз в год в день сошествия яркого пламени на землю. Кровь сочится из камня, где яркое пламя впервые коснулось земли. Ее собирают, везут в Эстландию с величайшими предосторожностями, и хранят, как самую дорогую драгоценность до следующего года.
- Первый раз слышу об этом, - сказала Айфа Демелза, опуская руки на колени. – Какими тайнами вы владеете, церковники. Даже лекарство, спасающее от самого страшного недуга, присвоили себе…
- Не присвоили, а используем во благо, - поправил я ее, хотя Кенмар так и рвался спорить. – Ты хотела бы, чтобы это снадобье продавалось по баснословной цене, и какой-нибудь толстосум из Тансталлы решал – кому жить, а кому умереть за десять золотых?
- Нет, - ответила она после мучительных раздумий.
- Церковь поступила мудро, решив оградить от страшной участи своих воинов.
- Воинов… - прошептала она, а потом взялась за гребень. Плавные движения сверху вниз навевали сон, и я и вправду задремал. Но даже во сне ведьма не оставила меня в покое. Неясные образы мелькали белыми пятнами – голое бедро под мужской рукой, вода, текущая по обнаженной груди. Спал я милосердно мало и поэтому не успел встретиться с соблазном, как того опасался.
Проснуться привелось от спора. Ведьма и ученик что-то с жаром обсуждали, стоя у порога.
- Не стану этого делать! - шипел Кенмар. – Ты – женщина! Вот и стирай.
- Я женщина, а не ваша прислуга, - отвечала Айфа Демелза властным тоном, словно распекала нерадивого слугу у себя в замке. – Проповедуете свет и чистоту, а от самих воняет, как от десятка упырей. Бери и ступай вниз, вниз, хозяйка даст тебе золы. И чтобы отстирано было до последнего пятнышка.
- Не пойду!
- О чем спор? – спросил я, садясь на плаще.
Они замолчали, оглянувшись.
Айфа Демелза держала в руках ворох грязной одежды. Моей и Кенмара. Я встал, чувствуя себя гораздо лучше и ощущая только легкое головокружение.
- Не рано ли ты вскочил? – спросила Айфа Демелза.
- Самое время, - ответил я и напился из кувшина.
Когда я поставил кувшин, Айфа Демелза смотрела на меня неодобрительно.
- Что? – спросил я, не понимая, чем опять провинился.
- Рядом стоит кружка, зачем пить из кувшина? – спросила она и с размаху сунула ворох грязной одежды ученику, тот машинально схватил рубашки и квезот в охапку. – Если ты уже поправился, а твой ученик слишком знатен, чтобы стирать, можешь заняться стиркой сам. Или идти спать на конюшню, все равно там воздух свежее.
- Мастер… - затянул Кенмар, но я махнул рукой.
- Иди, стирай.
Он не осмелился противиться и ушел, громко хлопнув дверью.
- Трус твой ученик, - сказала Айфа Демелза, распахивая ставни и двери, чтобы устроить сквозняк. – Напыщенный глупец и трус.
- Может быть, - проворчал я, не желая обсуждать Кенмара с ней.
На столе лежали несколько кусков хлеба и сыра, я взял хлеб, хотя при одной мысли о жирном сливочном сыре меня так и замутило, и начал есть, запивая водой, предварительно налив ее в кружку.
Но Айфа Демелза не пожелала прекращать разговора о Кенмаре.
- Ты уже простил его, - сказала она обвиняюще. – Потому что он мужчина, потому что вы с ним заодно. И даже насилие над женщиной оправдано в твоих глазах, потому что это насилие над женщиной. Ведьмой, к тому же.
- Нет, не так, - сказал я, глядя в пол. – Моя вина, что я хотел уберечь Кенмара, а чуть не повредил тебе. Я больше никогда не стану тебя связывать…
- Благодарю за доброту, - сказала она язвительно.
- …только осуждать его не могу. Он понесет заслуженное наказание, как решат отцы ордена. Но я не вправе наказывать его.
- Вот как! Стариков, пытавшихся спасти сына, ты повесил без суда и следствия, а этого подлеца судить не вправе?