- Вы о Ларгеле Азо? – беззаботно спросила леди Марил. – Да вот же он, стоит и смотрит на вас. Он ведь тоже мужчина, верно?
Невольно я оглянулась и увидела епископа.
Он пришел на праздник в черной сутане. Я чуть не фыркнула – так нелепо его долговязая фигура смотрелась среди гостей, разнаряженных пестро и радужно. Он стоял у стены, скрестив на груди руки, но смотрел не на меня, а на танцоров, и во взгляде его не было ни радости, ни любования. Только неодобрение.
Леди Марил исчезла, как фея из сказки – только что стояла рядом и смеялась, и вот ее уже нет. Я снова посмотрела на Ларгеля Азо, а потом пошла прямо к нему.
Красная колоратка придавал яркости его необычному облику. И что-то подтолкнуло меня повести разговор более легкомысленным тоном. Наверное, виной тому было белое вино.
- Здравствуйте, господин Азо, - сказала я, изменив голос. – Хотите, предскажу вам судьбу?
Но он узнал меня безошибочно:
- Неважная маскировка. Ведьму видно за милю.
- Вы не хотите пригласить меня на танец? – спросила я, пытаясь свести все к шутке. – Все женщины танцуют, и лишь мы с вами подпираем стену.
- Если ты заметила, я не женщина. Значит, мне не постыдно подпирать стены, - ответил он, скрестив руки на груди и зорко поглядывая в толпу.
Это оскорбительное «ты» сразу напомнило, что он не желает видеть во мне благородную леди, а только лишь заподозренную в черном колдовстве ведьму. Сняв маску, я покрутила ее в руках:
- Я не так выразилась, епископ.
- Ты пьяна.
- О! Всего-то два бокала! – возразила я. – В этом зале есть леди куда пьянее, чем я. Почему бы не прочитать им проповедь о скромности и воздержании в питие?
- Вот и прочитай, - он посмотрел на меня долгим мрачным взглядом, но опасного покалывания в ладони я не ощутила и выдержала его взгляд
- Из меня плохой проповедник, - сказала я и улыбнулась.
Моя улыбка ему не понравилась. Он мотнул головой, резко отвернувшись. Я отметила, что наше путешествие не прибавило епископу красоты – лицо у него было бледным и осунувшимся, как после бессонных ночей, а в глазах был тот лихорадочный блеск, что наблюдаешь у людей, обреченных на смерть.
- Почему ты так нетерпим к тем, кто отличается от тебя? – спросила я. – Сейчас праздник, люди веселятся, а ты стоишь с кислым лицом, и весь твой облик кричит, что ты – праведный, а кругом – грешники.
- Кругом – грешники, - сказал он, тоном давая понять, что не хочет разговаривать со мной.
Но вино и вправду сделало меня безумной. Безумной и смелой. И я продолжала:
- Тебя называют Палачом Эстландии. Неужели такая слава стоит сотен жизней, что ты прервал?
- Я не гонюсь за славой.
- Тогда тебе нравится убивать? Я помню, как ты расправился с пареньком из Пюита и его родителями. Это было жестоко. Тебе самому не отвратительна такая жестокость?
- Кто-то должен делать и эту работу.
- Если суд приговорит меня к смерти, твоя рука тоже не дрогнет? – задала я мучивший меня вопрос, и голос мой предательски дрогнул.
Ответ был категоричным, да другого и быть не могло:
- Не дрогнет.
- Благодарю. Это я и хотела услышать, - я поставила бокал с недопитым вином на стол, надела маску и легко прошла в круг танцующих.
Передо мной расступались, давая дорогу, и я прошла до самого центра зала, еще не зная, что буду делать, и зачем появилась здесь без кавалера.
Но музыка затихла, а потом раздался дробный перестук бубнов и веселый звон бубенцов.
- Сейчас будет мореска![1] – леди Марил, выскочившая невесть откуда, схватила меня за талию и закружила, весело позванивая браслетами. – Пойдемте танцевать, моя дорогая! Я прихватила браслеты и для вас.
Я позволила ей надеть мне на запястья серебряные кольца с бубенцами. Мореску не обязательно плясать с мужчиной, и мы с леди Марил встали в пару.
Мореска – танец-сражение. Один изображает рыцаря Эстландии, другой – восточного воина. В танце партнеры ударяют запястьями, заставляя браслеты звенеть – это как звон мечей, и сам танец – стремительный, словно вихрь. Забвение в бурном танце – именно то, что мне отчаянно было нужно сейчас, чтобы заглушить страх перед будущим.