Поклонившись друг другу, я и леди Марил начали танец. Ей были известны все фигуры морески, и вдобавок она обладала удивительным даром с полужеста угадывать движения партнера по танцу.
Леди Марил, похоже, выпила еще больше меня, и наша пляска стала особенно буйной. Я всегда любила танцевать, но балы в замке Демелза устраивались редко, а если честно – то лишь один раз, когда я выходила замуж. Вольверт считал подобные развлечения пустым времяпровождением.
На мне было платье темно-красного оттенка, а леди Марил надела синий бархат. Маска ее была белой, моя – черной. Наверное, мы смотрелись очень живописно, потому что гости бросили танцевать и встали в широкий круг, хлопая в такт нашим движениям. Люди под масками выглядели таинственно и пугающе, а может, они казались мне пугающими, потому что я была пьяна и голова у меня кружилась. Я вдруг заметила единственное лицо без маски.
Ларгель Азо.
Он тоже смотрел на нас. И было в его взгляде что-то странное. Я вдруг ощутила томление. И желание. И вспомнила, что больше года меня не обнимал ни один мужчина, и не целовал, и не сражался со мной в извечной альковной битве мужчин и женщин.
Леди Марил схватила меня за талию, завертев в бешенном кружении.
Мы сходились и расходились трижды, ударяя браслетами. И каждый удар был для меня выходом переполнявшей сердце страсти. Каждый наш прыжок вызывал восторженные возгласы зрителей, а музыканты так терзали вьели, словно хотели порвать струны.
Леди Марил увлекла меня из круга танцующих, как только музыка смолкла. Мы так ловко миновали восторженных зрителей и оказались на лестнице, ведущей на замковую стену, что я не успела и глазом моргнуть.
Вечерний воздух – прохладный и свежий – можно было пить, как воду, после духоты праздничного зала. Мы с леди Марил сняли маски и облокотились о парапет, глядя на далекие огни деревень и сторожевых пограничных башен, и наслаждались ветром, который овевал наши разгоряченные лица.
- Небеса святые, как мужчины смотрели на нас! – смеялась леди Марил. – Мне, бедной затворнице, очень понравилось такое внимание. А вам?
- Я не заметила, что на нас смотрели. Я танцевала.
- И делали это с такой яростью, словно и в самом деле хотели уничтожить меня, как злобного воина с востока!
- Скорее, я была мавром, ведь на мне была черная маска, - засмеялась я. - Мне не следовало столько пить, но вино такое прекрасное, как тут удержаться?
- Да будет это вино благословенно, - пылко заверила меня леди Марил. – Я так рада, что вы, наконец-то, сбросили свой панцирь и показали истинную сущность.
- Панцирь?
- Панцирь холодности. Он так и сиял, когда я увидела вас впервые. Вы напомнили мне ракушку-жемчужницу, которая плотно сомкнула створки и боится показать миру сокровище, которое хранит внутри. Точнее сказать, вы с епископом напомнили мне жемчужниц.
- Причем тут епископ? – спросила я, и радостное возбуждение, вызванное танцем, исчезло, как только я припомнила его долговязую фигуру в толпе веселых гостей.
- Он тоже не спешит раскрывать свои створки, и не желает делиться жемчугом, - промурлыкала леди Марил. - Но слышите? – она вскинула палец и склонила голову к плечу. – Запели прощальную песню. Пир подходит к концу, сейчас гости начнут расходиться. Не хотите зайти ко мне? Мы сможем выпить еще вина, поболтать, посплетничать. Ночь так хороша – она создана не для сна.
- А для чего же? – осторожно спросила я, не понимая ее воодушевления и такого интереса во мне.
- Для любви, - легко ответила леди Марил. – Для любви, которой мы – бедные вдовы, лишены. А ведь мы – самые красивые женщины на этом пиру. Разве же это справедливо?
И она увлекла меня в дальнюю башню, где ей отвели несколько комнат, как почетной гостье. Не знаю, почему я подчинилась этой женщине, которую встретила впервые. Возможно, она подкупила меня искренностью и страстью, которую и не думала скрывать. После путешествия в компании служителей яркого пламени подобная искренность казалась мне почти подозрительной, но леди Марил догадалась о моих чувствах и поспешила объясниться: