— А нельзя просто сказать «тпру»?
Чако ухмыльнулся:
— Лошади не собаки. Они не станут подчиняться вашей команде. Откуда вы это взяли?
— Извозчики именно так говорят. — Она не хотела показать, что ей безразлично, как надо управлять уздечкой, но она действительно всегда слышала, что извозчик выкрикивает «тпру». — А что смешного в этом? Не забывайте, это же мой первый урок верховой езды.
— Я знаю, я и не думал над вами смеяться, — сказал он и продолжил: — Но вы же смеетесь надо мной, когда я читаю.
— Едва ли я так могла бы поступать, — как учительница, она считала своей обязанностью подбадривать его, а не смеяться. — И к тому же нет причины смеяться над вами. — У Чако были хорошие успехи, он все быстро схватывал и был умным человеком. — Вы быстро и хорошо осваиваете чтение и письмо.
Хотя однажды она посмеялась над ним, написав, что он большой осел. Правда, тогда он и сам смеялся и совершенно не обиделся на эту шутку, поэтому ее это не беспокоило. Гораздо больше ее беспокоил ее неприличный вид, когда она сидела верхом на лошади. Юбка, которую она попросила у Бэлл, достаточно прикрывала ее, но само положение широко расставленных ног было не очень-то пристойным. Не говоря уж о том, что кому-то такая не свойственная для леди поза показалась бы двусмысленной.
— Большинство женщин в восточных штатах ездят в повозках или экипажах, — сказала она, как бы извиняясь за свою неуклюжесть. — Но, правда, там больше дорог.
— А верхом на лошади они ездят?
— Верхом женщины ездят в парках, и только на дамском седле, хотя сама я этого в Бостоне никогда не делала.
— Мне это кажется глупым, — настаивал Чако. — Как же вы можете управлять лошадью или почувствовать ее, если сидите на ней боком?
— Возможно, лошадей по-разному дрессируют.
Ловким движением Чако дернул за уздечку, показывая, как реагирует на это лошадь, чтобы Фрэнсис могла перенять это движение.
Она задумалась, сможет ли она когда-нибудь научиться ездить верхом, пусть и не так хорошо, как он. Казалось, что между ним и его лошадью было полное взаимопонимание, особенно когда он направлял ее по тропинке вниз с горы. Ей эти спуски и подъемы не нравились. Когда ее гнедая лошадь спускалась с горы и из-под копыт внезапно осыпались камни и земля, Фрэнсис держалась как натянутая струна, боясь пошевелиться. Она не хотела упасть, потеряв равновесие.
— Откидывайтесь назад в седле, когда спускаетесь, — кричал Чако.
У него что — сзади глаза?
— И наклоняйтесь вперед, когда поднимаетесь в гору, — продолжал он. — Вы же не хотите, чтобы лошадь потеряла равновесие.
Боже упаси! Она об этом даже и думать боялась. Испугавшись, Фрэнсис постаралась расслабиться. А через некоторое время они спустились на равнину и въехали в зелено-голубой пихтовый перелесок.
Чако придержал лошадь, развернулся и, поравнявшись с ней, стал рядом:
— У вас еще не заболело?
— Простите, что вы сказали? — переспросила она. Его вопрос и многозначительный взгляд на ее спину и то, что ниже спины, заставил ее покраснеть от смущения.
— Мы можем отдохнуть, если хотите.
— Это звучит прекрасно. Я надеюсь, что смогу опять взобраться на лошадь.
— Я подсажу вас.
Он опять прикоснется руками к ее ногам. Она старалась сохранять самообладание каждый раз, когда он касался ее. Он помог ей слезть с лошади. Она почувствовала тепло его руки, когда он поддерживал ее за талию, там, где немного приподнялся ее жакет, открыв блузку. Она была без корсета, и, прекрасно чувствуя каждый его палец, она ощутила, как трепетное волнение пробежало у нее по позвоночнику. Она старалась не обращать на это внимание.
— Вот так так! Действительно, немного болит спина.
— Ночью все тело будет ныть.
— Я приму теплую ванну.
Она часто воскрешала в памяти то, что было связано с ее такой непродолжительной супружеской жизнью, и эти воспоминания заставляли ее инстинктивно испытывать влечение к Чако, тем более что он был очень привлекателен. К ее стыду, даже память об убийстве Нэйта не могла погасить это чувство.
— Посмотрите, какой отсюда прекрасный вид на город, — говорил Чако, привязывая лошадей к низким веткам.
Он повел ее через деревья вниз по дорожке, и они вышли на каменистую площадку, располагавшуюся на горе. Внизу был Санта-Фе. Город расположился в широкой долине. Он был окружен терракотовыми горами, а на более отдаленном расстоянии виднелись голубые горы. Из дымоходов домов Санта-Фе поднимался дым, и легкий ветерок доносил запах горевших сосновых веток.
Фрэнсис чувствовала пьянящий насыщенный запах сосен, окружавших их. Она присела на огромный валун, а Чако растянулся на бревне, немного подальше.
— Для первого раза у вас неплохо получается.
— Вы пытаетесь ободрить меня?
— Нет, это правда. — Он улыбнулся, и вокруг его глаз собрались морщинки.
Улыбка несколько смягчила его лицо, но и сделало старше. Фрэнсис предполагала, что ему было около тридцати пяти лет, хотя принципиального значения для нее это не имело. Чако заинтриговал ее. Ее интерес к нему все возрастал, она не знала мужчин, которые имели бы как индейские, так и испанские черты во внешности и в характере. От него исходили флюиды спокойствия, бесстрашия и ума. От природы он был сильным, проницательным и мужественным человеком. И теперь она ясно понимала, что побуждало людей прибегать к его услугам как охранника и почему многие боялись его.
— Ну и как вам Нью-Мексико?-спросил он.
Она так привыкла к его обычной задумчивости и молчанию, что когда он первым начинал разговор, ее это очень удивляло. Она посмотрела вниз на Санта-Фе, на извилистые красно-коричневые глинистые дороги.