Едва возвратившись домой, Тюль прицепился к Дени и вывалил на него все свои путаные впечатления. Старший братец снисходительно ухмылялся. Но не стал поддевать. Наоборот, согласился:
— Да, охота — это вещь!
Мама тихонько плакала, невольно слыша разговор сыновей. Деточку бросили в ледяное озеро! Заставили стрелять в живое существо! Билле — просто грубый тиран, но госпожа Ильтен — реально сумасшедшая.
Вечером у Ильтенов планировался шашлык из добытого. Отоспавшийся днем Тюль с энтузиазмом прыгал по ступенькам крыльца сверху вниз:
— Шаш-лык! Шаш-лык! — Это земное слово очаровывало каждого, кто его слышал.
— Что за галдеж? — Хэнк недовольно выглянул в окно. — Ну-ка замолчи, а то останешься дома.
Будь рядом Тереза, непременно сделала бы ему замечание: нельзя подавлять радость ребенка. Но она отсутствовала, и Тюль боязливо примолк.
Лика старательно запудривала синяк.
— Для господина Ильтена мажешься? — Хэнк раздраженно повернулся к ней, облачаясь в приличную рубашку. — Передо мной синяя ходишь, и ничего.
— Но, Билле, ты же сам… — попыталась оправдаться Лика.
— Поговори еще у меня! Совсем распустилась.
— А вот госпожа Ильтен спорит со своим мужем, — с обидой проговорила Лика, — а он ее не наказывает.
— Ты пока еще госпожа Хэнк! И заткнись.
Хэнка бесило, когда Лика пыталась ссылаться на госпожу Ильтен. Он сам видел, что та не слишком считается с мужем, да и с ним, Хэнком, тоже. Но она, в конце концов, чужая жена, а насколько опасно конфликтовать с чужой женой, он давно убедился. Да и зачем? Ради идеи? Госпожа Ильтен — прекрасная собеседница и отличный компаньон по дачным развлечениям, и зохен с ними, с ее закидонами. Была бы она мужиком, вообще бы проблем не было.
Но Лике он выступать не позволит. И тем более ходить в брюках. Ишь, нашла, с кого пример брать!
Тереза, одеваясь к шашлыку, натянула штаны, блузку.
— Послушай, — сказал Ильтен. — Не шокировала бы ты соседей, надела бы платье. Хэнк на твои брюки спокойно смотреть не может, аж в лице меняется и на Лику исподлобья глядит.
— Пусть меняется, — отрезала Тереза.
Еще не хватало близко к сердцу принимать психологические проблемы Хэнка. Небось, на охоте он на брюки не косится, почему тогда в доме они ему поперек горла?
— И вообще, с чего ты взял, будто он недоволен? — Она воткнула в уши золотые серьги. — Может, ему, наоборот, нравится, вот и пялится.
— Ну да! Ты голая к столу выйди, ему еще больше понравится.
Тереза покраснела. Ильтен так и не узнал о том инциденте, когда Хэнк разбил машину, засмотревшись на голую Терезу.
— Ладно уж, — буркнула она. — Так и быть, надену юбку. Но без всяких кружев!
Гости расселись в беседке, ели шашлык, запивали вином, беседовали о том, о сём, а дети затеяли игру. Играли в то, что называется на Земле «дочки-матери»: Верочка была мамой, Дени папой, а Тюль и Реппе были назначены их детьми. Тюль бунтовал, он не хотел быть ребенком, эта роль ему надоела в жизни. Дени показал ему огромный кулак, и он уже готов был смириться: противостоять брату он пока не научился. Но тут вмешалась Тереза, поняв, что одному из игроков игра не в удовольствие:
— Тюль! Не хочешь играть — иди и тренируйся.
Мальчик шмыгнул носом.
— А как?
Ох, как все запущено. Пацан не умеет тренироваться. С другой стороны, этакому пухлому зайке не предложишь пофехтовать палкой с воображаемым партнером: чего доброго, с непривычки заедет себе в глаз.
— Видишь деревья в саду? Бегай вокруг каждого по пять кругов.
— А если я устану? — заныл Тюль.
— Устанешь — соберешь ведерко лепестков, пока отдыхаешь. А потом снова бегай.
Заняв Тюля, Тереза обратила внимание на других детей. Те уже начали игру, и что-то она Терезе не понравилась.
— Что ты возишься, глупая баба? — Дени изобразил приход папы со службы. — Опять тапки неизвестно где валяются! — и стукнул Веру по голове.
Вера тут же засветила ему в нос и заорала:
— Увянь! Плевать я хотела на твои тапки!
— Ты как разговариваешь? Вот я тебя жизни поучу!