— Мммммм? — его голос был таким плавным, таким спутанно-ленивым, что сердце Кита пропустило удар.
И не только поэтому — МакКлейн выглядел таким разнеженным, таким мягким, таким блаженным, он так улыбался уголками губ, глаза пусть и были сонными, но улыбались будто тоже, и в них царило такое умиротворение и такая ласка…
Он был таким прекрасным, что у Кита сердце просто не имело права не пропустить удар.
— С добрым утром, Кит…
Лэнс, сонно проморгавшись, подтянулся поближе и прошёлся по губам Когане. Он прижался в лёгком целомудренном поцелуе, задержавшись на них надолго, но не наступая дальше.
Это было тем, чего так хотел, но чего так и не смог сделать Кит.
Когда МакКлейн отстранился от чужих губ, Когане почти двинулся за ним вслепую, не желая терять то приятное чувство, то приятное тепло и ту приятную близость. Однако парень в последний момент одёрнул себя.
— С добрым, — просто кивнул разморённый и Кит.
— Что рассматривали, милееееди? — так томно прошептал Лэнс и так сладко улыбнулся после, что у красного паладина замерло и дыхание. Оно слишком часто его подводит в последнее время, и Кит даже не знал, раздражаться от этого или радоваться от сопровождаемых его в такие моменты наплывов чувств.
И так как Когане был всё ещё под своей эйфорией, он даже пропустил последнее замечание про «миледи».
— Твоё лицо, — на выдохе сказал парень.
И так как Когане всё ещё был под той же эйфорией, то он даже и не смог, не успел и был банально сейчас не в состоянии придумать никакую отмазку, потому лишь выложил всё подчистую.
— О, — Лэнс же поразился такой открытости, откровенности и расслабленности в лице напротив. Поразился он ещё больше и от последующего поведения красного паладина.
Кит протянул руку и прикоснулся её тыльной стороной к щеке Лэнса.
Это сделала рука.
Не Кит.
Кит же кричал лишь «нет-нет-нет», но тело не слушалось, это тело будто больше не его.
Лэнс на подобное раскрыл глаза ещё больше, а Киту было просто больше некуда отступать, потому он поддался тому порыву, потоку и следовал не тому себе.
— Твоё лицо такое нераздражающее, когда ты спишь. Такое спокойное, такое плавное… — проговорил мягко Когане, в то же время совершая рукой лёгкие поглаживания.
— Ммм, нуууу... — Лэнс помялся, а после усмехнулся и потыкал пальцем по подбородку, обдумывая, какую же линию поведения с таким разнеженным Китом ему стоит выбрать.
МакКлейн усмехнулся ещё раз, наконец, решив для себя всё. Он подтянулся к Киту впритык, так, что их носы буквально соприкасались. Даже не оставалось тех ни сантиметров, ни миллиметров.
— А ваше лицо прекрасно всегда… — выдохнул синий паладин, обдавая Когане жарким дыханием.
И серьёзно, ещё немного, и Кит сорвётся, а это было для него слишком «о нет» и «к чёрту».
Когане прицыкивает и, легонько пнув под бок так ухмыляющегося и такого довольного Лэнса, садится на кровати и сладко потягивается, заводя руки наверх, и постанывает, так напрягая мышцы.
— Мне кажется, — подаёт Кит более уверенно, когда его взгляд цепляется за пустой матрац на полу, — или я не разрешал тебе спать на кровати?
Красный паладин пытается заставить Лэнса ёжиться под своим нахмуренным взглядом, однако того кубинца он не задевает практически никак. МакКлейн лишь также потягивается на кровати, не вставая, и выдаёт невозмутимо:
— Оо, прости за это, просто ты ворочался во сне.
А?
Кит удивлён, он очень удивлён, и это неправда, Лэнс говорит неправду, не по такой причине к нему на кровать влезли, нет. Его удивление, казалось бы, отражается на лице, и синий паладин продолжает:
— Тебе будто снился страшный сон, так что я попробовал тебя разбудить, — проговаривал парень, всё ещё лёжа на кровати и пристально рассматривая Кита, который так же пристально осматривал и его. — Но тут такое дело, что ты не просыпался, а в итоге вообще только крепче в меня вцепился, так что…
— Мне не снятся сны, — Когане перебивает его, потому что Когане прав и это неправда.
— Но, по крайней мере, — не сдавался Лэнс, чуть привставая, — когда ты вцепился в меня, ты вроде бы успокоился, так что я остался вот так.
В комнате повисло тяжёлое молчание.
Кит не хотел развивать эту тему, тему своих страхов, родителей, потерь и одиночества, потому не собирался ничего выдавливать из себя в ответ. Он, встав с кровати, стал спокойно натягивать на себя одежду, и Лэнс будто бы понимает намёк, забрасывает эту тему и, потянувшись ещё раз, встаёт с кровати тоже.
Когане окончательно забывает тот странный разговор, ведь он теряет дар речи, глядя на это.
Ведь, когда Лэнс встал, то Кит увидел его, Лэнса, тело. Красный паладин начал материться в душе, потому что «чёрт побери тебя, Лэнс, какого просто чёрта ты спишь так?».
Как бы раньше Кит не замечал у МакКлейна склонностей к эксгибиционизму, он всегда по-нормальному спал в шортах и футболке, как и сам Кит. И вопрос: так почему этот наглый, тупой, бесячий и до невозможности невозможный шатен сейчас блистает своим оголённым и восхитительным торсом, нисколько не стесняясь?
Кит прицыкнул.
Нисколько не думал Лэнс о нежных чувствах неподготовленных к такому окружающих.
И так что да.
Теперь Лэнс стал спать в комнате Кита, нисколько не продолжая стесняться и далее и нисколько не думая о нежных окружающих снова же и далее.
И спать постоянно не просто в комнате Кита, а в кровати Кита, казалось ему как само собой разумеющееся.
Когане вроде бы не возражал, он ведь… Старался насладиться ситуацией и получить своё сполна от влюблённости Лэнса, верно?
Потому он привыкал и к этому.
Сначала были мелкие ласки по утрам. Из рода погладить щеку, положить руку на неё и долго не убирать, лаская, проводить пальцами по лицу, словно изучая.
Потом Лэнс стал разговаривать с ним по утрам. Именно что разговаривать, делиться своим. Он рассказывал о любимой семье, оставшейся на Земле, по которой так скучает, но к которой ему нельзя возвращаться, о которой всё равно так мечтает, но не может даже узнать об их судьбе.
Также он говорил о своей неуверенности. Когда Когане впервые услышал ту уничижающую себя речь о седьмом колесе, что Лэнс ничего не может, что он хуже всех них, Кит взорвался и был готов даже ударить парня, чтобы выбить из его головы ту дурь.
— Нет, Лэнс, ты никогда им не был и не будешь, замолчи, прошу, или я больше никогда тебя не поцелую.
— Хаха, как мило, Кит, — отсмеивался синий паладин, ни капли не веря Киту. Это было видно по его глазам, в которых тот привычный, его, именно его огонь больше не горел, а лишь угасал с каждым сказанным словом.
— Я серьёзно, забудь об этом, забудь и замолчи! — выпаливал Когане, тихо подпинывая МакКлейна, который так грустить об этом просто не должен был никогда. — Это самое последнее, о чём ты должен волноваться.
— О, ну, э, ну, спасибо, да.
— Нет, Лэнс, правда, — мягко шептал Кит, поворачивая к себе за лицо, которое Лэнс сконфуженно пытался отворачивать. — Ты лучше, чем ты думаешь. Гораздо лучше. Ты нас поддерживаешь, ты заставляешь сиять ярче и заставляешь верить в лучшее, когда, казалось бы, всё хуже некуда. Ты как солнце. Ты сильный, Лэнс. Сильный.
— Сильный из нас лишь ты, — буркал синий паладин, краснея и всё ещё пытаясь избежать того испытующего и проникающего взгляда Когане.
Макклейн тогда робко улыбался, мялся и лишь трепетно прижимался губами к костяшкам пальцев Когане, чувствуя ту теплоту и желая подарить в ответ её же, потому что его сердце пылало, внутри всё переворачивалось и сметалось от этих слов, без разницы правдой они являлись на самом деле или нет. Хотя Лэнс уже верил, что это была правда.
Он делился тем, как считал Корана чуть ли не за отца, Пидж, что ему уже как младшая и самая лучшая сестрёнка, а чудеснее Ханка никого на свете просто не может существовать. МакКлейн говорил, как уважал Широ, Аллуру, как на самом деле ими восхищался, несмотря на постоянные препирательства, и что они значили для него больше, чем они могут это увидеть за его поведением.