Иначе. По-другому. Непонятно.
Поцелуи у них были и раньше, и даже сегодня раньше, но всё равно это было иначе. Оба понимали это, но пока не понимали, как обозвать это чувство.
Не такое. Не плохое, более чем не плохое, но другое.
Когда Лэнс провёл холодными пальцами в субстанции нечто наподобия жижи по ложбинке Кита, парень немного сморщился.
— Кит?
— Просто холодно, — бросил Когане, прочистив горло, пошире разводя ноги и немного приподнимая таз. — Продолжай.
Когда Лэнс проник пальцем внутрь, Кит сморщился ещё сильнее, ёлозя и привыкая к ощущениям, стараясь привыкнуть к этому давно забытому вновь.
— Всё нормально, это просто непривычно, — поспешил сразу же заверить Когане, смотря на тот именно что внимательный взгляд напротив, выискивающий хоть капельку неудобства в его лице.
Он уже изучил его.
Но изучал будто по новой и сейчас.
Будто его, Кита, но другого Кита. Будто он, Лэнс, но другой Лэнс.
Тело действовало само по себе, словно всё происходящее было самым естественным на свете.
Кит сжимал края ткани в неконтролируемой хватке, когда Лэнс добавил второй палец, то планомерно растягивая, то лаская его именно изнутри. МакКлейн гладил второй рукой его по бедру, придерживая, попеременно спускаясь к напряжённому члену парня, размеренными движениями по которому вырывал хриплые вздохи и покусывания губ.
Лэнс изучал то напряженное, но всё равно уже мечущееся в накатывающих волнами ощущениях лицо, томно вздыхающее всё чаще и всё прикрывающее от удовольствия глаза.
Лэнс любовался им.
— О боже, почему я чувствую себя таким девственником? — нервно выдал Лэнс, разводя ноги парня под колени.
Кит же на это смог лишь просмеяться. Мягко и открыто. Легко. Почему-то в тот момент Лэнс не мог смотреть на то восторженное и нежное лицо. Его взгляд был прикован лишь к браслету, свисающему с груди красного паладина, и к тем слегка поблёскивающим и переливающимся цветам.
— Поверь, — заметил Когане. — Мне не лучше.
МакКлейн даже верил ему. Потому что всё происходящее и правда ощущалось чем-то иным.
— Точно думаешь, что всё будет хорошо? — говорил Лэнс, когда уже выдавил достаточно подобия смазки и направлял свой член к ложбинке.
Кит, устало выдохнув, с нажимом притянул его к себе за шею обратно, чтобы он был рядом. К себе.
— Лэнс. Всё нормально.
Следующий вздох Кита Лэнс ловит чуть ли не ртом. МакКлейн чувствует, как пальцы крепко сжимают его за затылок, продолжая с силой надавливать, когда он подаётся бёдрами вперёд.
В тех приоткрывшихся будто от откровения глазах он тонет.
Лэнс толкается ещё глубже и закусывает от напряжения губу, наконец получая и сам то невероятное ощущение сжимающего и обхватывающего его тёплого тела, которое столь долго не испытывал.
Ощущения себя в нём.
И это ощущение было настолько крышесносным и потрясающим, что он всенепременно закрыл бы глаза и зажмурился до белых пятен, если бы желание видеть Кита не перевесило.
Кит что-то хрипит, когда следует ещё один толчок.
— Кит? — Лэнс приостанавливается и кладёт ему ладонь на щеку.
— Лэнс, — выдыхает Кит судорожно. — Я же сказал… — говорит он, подаваясь навстречу и только охая снова, — что всё нормально. Я… просто продолжай.
И видя тот уже просящий взгляд, Лэнс больше не думает сомневаться. Он приподнимается, кладёт вторую руку ему обратно под колено и, выскальзывая из него, толкается в сжимающую тесноту снова.
Лэнс проскуливает что-то невнятное от нахлынувших ощущений, а Кит приоткрывает рот в неконтролируемом «О». МакКлейн быстро наращивает нужный ритм и толкается так, как всегда и нужно было Когане, так что даже если у него какая-то толика дискомфорта и была, то она просто напрочь сметается за обжигающими прикосновениями к телу и выбивающими всё толчками, которые больше не позволяют думать ни о чём. Руки Кита тут же обхватывают синего паладина за спину, не позволяя приподниматься дальше, а держатся за него, крепко, изо всех сил надавливая и тянясь, и подаваясь навстречу.
В тот момент Лэнс, наплевав на всю путаницу и круговерть в голове, понимал как никогда раньше, что он скучал.
Скучал именно по такому жаждущему, просящему, ласковому Киту.
Его Киту.
Он скучал, и он это признаёт, и понимает, и лишь продолжает двигаться, толкаться внутрь, придерживая под колени и даже не думая останавливаться для себя и для него.
Это было по-другому.
Когда Лэнс толкался, когда ловил губами его стоны, когда сам выстанывал ему в рот, когда уже весь трясся от накатывающего возбуждения и наслаждения, он понимал, что это было по-другому.
Они оба понимали.
Кит в неконтролируемом желании то запутывался ему в волосы, то с силой тянул их без разницы куда, то оставлял красные полосы на спине, то размашисто проводил ладонями просто и по груди, и спине, и по бокам, и по лицу.
Будто он не понимал, где они должны быть, желая всего и сразу.
Желая Лэнса.
Но даже в том бессвязном движении и происходящем, когда по телу разливались тепло, покалывания, жар и оседали в паху, уже доводя до сумасшествия, Кит понимал, что это было по-другому.
Что он целует Лэнса. Что он выстанывает в рот Лэнсу. Что он прижимает Лэнса, тянется к Лэнсу и что в него толкается тоже Лэнс.
Что рядом Лэнс и что он обнимает именно Лэнса.
Именно его, его, его, его, который именно он.
Настоящий. Не иллюзорный.
Не тот, но одновременно и слишком настолько до боли тот, что внутри у Кита всё только трепетало и поскуливало с новой силой от наплыва чувств, нежности и любви.
Что он — это именно он, и что он именно с ним.
С его настоящими чувствами, искренними по отношению к нему, и что Кит ему нравится.
Ему настоящему. Они настоящие. И они — это именно они.
И сейчас это ощущается как никогда правильно.
— Поцелуй меня, — вышёптывает Кит, тянясь к нему, но всё равно не прикасается первый губами, хотя может.
Лэнс намёк понимает и даже не пытается возмущаться, а лишь опускается к нему вниз, выбивая очередной стон и очередным точным движением бёдер, и поцелуем.
Правильно. Правильно. Правильно. Правильно.
Когане, хаотично сплетая языки, чувствует, как хватка Лэнса на его бёдрах усиливается, как и ритм его толчков, и как он сам уже на грани, как они оба на грани. Кит опускается рукой вниз и начинает себе быстро, жёстко и требовательно дрочить, а Лэнс, лишь надавливая на колени, чтобы склониться к нему ещё ниже, продолжает толкаться и целовать уже лихорадочно, мелко и часто, почти ничего не соображая и ни о чём не думая, кроме него.
МакКлейн лишь продолжает, невнятно покусывает губы, выстанывает какую-то бессвязную чушь, целует, смазано проходится губами по его. Никакого нормального поцелуя больше не выходит у обоих, они трутся губами друг о друга, пытаясь то прикусывать, то полизывать, то целовать хоть как-то рвано, выдыхая прямо в рот, уже теряясь от всего и сразу и словно уже сходя с ума.
— Лэнс…
С губ Кита срывает лишь его имя, перед тем как он кончает, только притягивая его за затылок к себе, почти впритык, только зажмуривая до предела, до белых пятен глаза, и бормоча что-то невероятно бессвязное. Когане откидывает голову назад и продолжает неконтролируемо надавливать, вдавливать лоб парня себе уже в грудь, когда и Лэнса прошибает, сносит, он не выдерживает тоже и только сжимает руки на его бёдрах до боли, ощущая ту тесноту, сокращающуюся и сжимающуюся у его члена.
Ощущая его.
Он выкрикивает лишь: «Кит».
Когда Лэнс приходит в себя, он выскальзывает из него, хочет отодвинуться ещё, хочет немного отпрянуть от буквально впечатывающего его в себя тела.
— Кит, извини, я в тебя…
— Неважно, — спутано говорит Когане, вновь утыкая его головой себе в грудь и шепча что-то невнятное, непонятное, сумбурное, что Лэнс не разбирает и не хочет разбирать.