Сунув ноги в ботинки, она выползла на крыльцо, качаясь от непонятной слабости, и едва не споткнулась о пятилитровую флягу воды, оставленную у двери. Надо же, и об этом позаботились. А вот разбудить ее и прихватить с собой в город, никто не подумал. Неужели ночью уезжали? Да все равно…
Было обидно, но как-то глухо, не по-настоящему. Полив себе на руки, Наташа умылась, прополоскала рот и напилась. Отчаянно хотелось в душ, но это уже дома. Смочив остатками воды большой носовой платок, она зашла в дом, быстро разделась и обтерлась платком, словно это могло убрать запах дыма и вина, въевшийся в волосы, кожу, вещи. Проверила — документы лежали в сумке, как и вчера.
Застелив постель, она вышла и закрыла дом, ощутив мимолетное сожаление, словно покидала странное, но хорошее место, запомнившееся чем-то особенным. Завязала калитку все той же проволокой и ушла, не оглядываясь на соседний участок. На улице было непредставимо тихо, несмотря на время, близящееся к полудню. Не лаяли собаки, ни единой души не было видно во дворах: Наташа будто шла по мертвому городу из американского ужастика, только страшно не было ничуть, зато навалилось тяжелое оцепенение, глушащее мысли и чувства. Под его наркозом она дождалась полупустого автобуса, поднялась на высокую грязную ступеньку и села у пыльного окна, чувствуя, что на душе у нее так же точно пыльно и пусто.
Дома все было в порядке. Среди бабулек у подъезда Марьи Антоновны не оказалось, так что Наташа, решив сразу разобраться с поручением, не заходя к себе, позвонила в дверь к соседке. Дождалась шаркающих шагов и щелчка замка, сунула в едва открывшуюся щель документы и, невнятно извинившись, шмыгнула к себе, под непрекращающиеся слова благодарности за спиной. Дома было хорошо. Дома был душ, любимый жасминовый чай и замороженная пицца, плед, телевизор и нетбук, но сначала, конечно же — душ! Разомлев под горячими струями, она три раза промыла волосы шампунем, а потом еще и ополаскивателя не пожалела, до скрипа отмылась миндальным гелем, который до этого казался ей слишком сильно пахнущим, и, нарезав на куски разогретую пиццу, уволокла тарелку с чашкой чая на диван. Наркоз не проходил. Равнодушно глядя в зачем-то включенный телевизор и незаметно съев пиццу, Наташа посмотрела федеральные новости, потом местные, потом какое-то ток-шоу, пытаясь вспомнить, как зовут ведущего. Задремала, проснулась с головной болью и выключила бубнящий телевизор. Праздничная программа оказалась еще хуже будничной, так что вечером Наташа полила цветы, повесила проветриваться тщательно протертую куртку и вышла гулять в старой, не такой красивой, но куда теплее. Побродила по парку, съела хот-дог и вернулась домой.
И все время ей казалось, что она забыла что-то очень-очень важное. Важнее этого, забытого, не было и не могло быть ничего, но что это — Наташа не помнила. Снова и снова перебирая каждый момент того странного вечера, упиваясь тоской при воспоминании о руках, улыбке и глазах Вадима, она пыталась вспомнить — и не могла. То же самое было и на следующий день, когда пришлось сделать уборку и постирать, но большая часть дня все равно осталась свободной. От Марьи Антоновны, заглянувшей с тарелкой горячих пирожков, Наташа чуть ли не шарахнулась: почему-то видеть всегда приветливую соседку было неприятно и тоскливо. Она тоже это заметила, озабоченно поинтересовавшись, не заболела ли Наташенька. Наташа вяло и виновато подтвердила, что — да, заболела, а потом, когда дверь за Марьей Антоновной закрылась, подумала, что не такая уж это и ложь. Голова действительно болит, тело ломит и на душе такие кошки скребут… Похоже, вино Анжелики не помогло — и простуда все-таки не минует.
Вечер последнего выходного она проторчала у телевизора, беспрестанно делая горячий чай и заедая его пирожками с повидлом: аппетит почему-то никуда не делся, или это организм запасался на время болезни? Ночью снились кошмары: вязкие беспорядочные сны с меняющимися картинами, незнакомыми людьми и постоянным ощущением чужого взгляда. Ничего страшного в этом не было, но ни на секунду бесконечной ночи, даже сквозь сон, Наташу не отпускала дикая тоска, от которой хотелось плакать, просыпаясь и снова засыпая, комкая подушку и влажную от пота простыню.
Утром она встала разбитая настолько, что мелькнула мысль позвонить шефу и сходить в поликлинику за больничным — наверняка ведь температура. Да и градусник надо бы купить. И лекарства, наверное… Но курточка, долг, премия. Премию после больничного можно не ждать. И Наташа вытащила себя из постели, беспрестанно зевая как-то накрасилась, натянула высохшую «итальянку» и запрыгнула в маршрутку.
Водитель принял желтую монетку — Наташа всегда готовила деньги заранее и под расчет — прикрыл дверь, и, перед тем, как тронуться, включил радио. Треск, хрип, потом уверенно и чисто пробившаяся волна… Наташа сидела, глядя в окно на знакомые улицы и все сильнее сжимая сумочку: изнутри поднималась ледяная дрожь.
— А ну-ка сделайте мне фото, месье Жан! — пропел хриплый шансонный голос на разухабистый мотивчик. — Ведь я сегодня вист — и два туза в кармане…
Наташа стиснула сумку, подавляя тошноту и гадкий в своей непонятности страх.
— Я мимо них растаю, как в тумане. А ну-ка сделайте мне фото, месье Жан…
Пробормотав что-то, она рванула ручку двери и выскочила, стоило маршрутке притормозить на светофоре у обочины. Захлопнула дверь, не обращая внимания на крик водителя, с бешено бьющимся сердцем перебежала на тротуар.
— А ну-ка сделайте мне фото, месье Жан, — звучало в ушах.
Наташу передернуло. Радуясь, что до работы осталось совсем немного, — ну и что, что в другой маршрутке эту песню уже не услышишь — она рванула по прямой: дворами, проходной территорией городской больницы, углом парка — на другую сторону реки, где в многоэтажке снимала несколько офисов ее фирма. Почти не опоздав — пятнадцать минут не в счет, а шефа еще нет — влетела в офис, где все было так привычно и размеренно-спокойно, что Наташа чуть не расплакалась от облегчения.
— За тобой что, гнались? — поинтересовалась менеджер Нина, наводя у окна окончательный блеск на и без того безупречный маникюр. — Хорошо погуляла, подруга, выглядишь — краше в гроб кладут.
— И тебе здравствуй, — буркнула Наташа, падая в любимое офис-кресло и щелкая кнопкой кофеварки. — Дракон не звонил, во сколько приедет?
— Дракон шведов сегодня в ресторан ведет, — отозвалась Нина, поднимая палец и взирая на результат с видом ювелира, критически оценивающего чужой шедевр. — Так что ни его, ни Костика не будет. Отдыхаем в компании Витюши.
— Хорошо, — выдохнула Наташа, действительно забывшая про бизнес-ланч со шведами, на котором ее услуги не потребуются. — Что, так паршиво выгляжу?
— Обнять и плакать. Классный куртец, где брала?
Зашипела кофеварка, в офисе запахло кофе и конфетами, которые запасливая Нинка вытащила из стола, заглянул на минутку и уволок свою чашку с кофе сисадмин Витюша, провожаемый томным — исключительно ради тренировки — взглядом Нины. Жизнь налаживалась. Только вот тоска никак не отпускала.