— О, а тебе конверт, — сообщила Нина, внаглую разбирающая почту с чашкой кофе в руке, что правилами безусловно запрещалось. — Наталье Ждановой, отправитель… Черт, штамп смазался. Колись, Натусик, кто таинственный отправитель? Граф Монте-Кристо? Или хотя бы французский миллионер? Если американский — посылай на фиг, они все жлобы, а вот француза стоит брать.
Она даже кофе отставила, заглядывая через плечо Наташе, онемевшими пальцами распечатывающей конверт формата А. И восхищенно ахнула, увидев то, от чего Наташа отдернула пальцы, уронив лист на стол, поверх остальной почты. Большая матовая фотография. Черно-белая, хотя нет, не совсем, это просто эффект какой-то… Потому что в центре — цветное пятно. Взметнулись полупрозрачные серебристые языки пламени за спинами стоящих в два ряда людей. Людей?
Взгляд Наташи беспомощно метался по фотографии, избегая центра. Люди со снимка улыбались ей. Вот две сестрички-хиппи: бледные мордашки, длинные балахоны, по плечам струятся волосы. На руке одной, обнимающей вторую, между длинных пальцев перепонки. Вот французы, как обозвала их Наташа: лицо блондина нечеловечески прекрасно ледяной отталкивающей красотой, тьма смотрит из провалов глаз без белков и зрачков, а лицо его спутника расплылось, но сквозь него явно проступает собачья морда. Или волчья…
Красивые, уродливые, искаженно странные, с неправильными овалами безжизненно бледных лиц — смотрели на Наташу ее недавние знакомые. Острые уши, клыки на девичьих личиках, черные крылья за спиной… И обычные вроде бы лица, при взгляде на которые Наташе захотелось прикрыть глаза руками — не то что зажмуриться. Улыбалась девочка с куклой — разложившимся, оголившимся кое-где до костей личиком трупа. Улыбалась рыжеволосая — совсем человек, только рот куда шире нормального и зубы острые…
Онемев, Наташа заставила себя глянуть на середину снимка. Анжелика и Вадим почти не изменились. Такие же красивые, эффектные, обаятельные. Только по Анжелике было видно, что ей далеко за сорок — ухоженные, счастливые, холеные — но сорок лет. А Вадим — Вадим улыбался мертвой, ничего не выражающей кукольной улыбкой — и было совершенно непонятно, как мог этот манекен быть тем Вадимом! А между ними стояла она: смущенная, глупо улыбающаяся и на двадцатую часть не такая прекрасная, как та же Анжелика — но цветная. Лицо Наташи на фотографии играло теплыми красками, волосы, связанные в хвост, были темно-русыми, а не белыми, серыми или черными, а глаза — серыми, но нормальными, человеческими глазами. Потому что она одна из стоящих там была…
— Вот это фотошоп! — с благоговением ахнула Нинка. — Натусь, ты где такого мастера откопала? Вот это готика… Я тоже так хочу! Дай контактик, золотце!
Она не понимала. Глядя на лежащий перед ними лист, Нинка просто не понимала, как не понял бы любой на ее месте. А Наташа знала без тени сомнения, всплывало теперь совершенно ясно в памяти: «Жан — исключительный фотограф. Уникальный. Все фотографы снимают лица, а Жан — суть человека.» И разухабистое, из маршрутки: «А ну-ка сделайте мне фото, месье Жан…» Зачем? Зачем Анжелика так добивалась этой фотографии? Зачем ей снимок Наташиной души?
…человеком. А в Странной компании, отмечающей ночь на первое мая у подножья Лысой горы — людей не было. Наташе представился маленький котенок, случайно попавший в волчье логово. Волки были сыты и благодушны — и глупыш прогулялся между вытянутых лап, пожевал кусочек оставшегося от охоты мяса, главная волчица даже лизнула его в морду шершавым языком — а потом выставила из логова, так и не дав понять, что одного движения огромных клыков хватило бы…
Зачем? Зачем Анжелика заставила ее сфотографироваться? Никто и никогда не поверит, что это не фотомонтаж. Да и она ни с кем не будет… Вот — Нинка увидела, и то плохо! Но как теперь жить, зная, что рядом, среди самых обычных людей, милых и обаятельных — существует такое!
От запоздалого и бессмысленного ужаса ее опять затошнило. Почему-то она никак не могла поверить, что фотография — подделка, монтаж, шутка. Глубоко запрятанная в обычное время, но мудрая часть ее души, выбравшаяся на свободу, кричала, что — правда, все правда!
Чуть не опрокинув чашку, Наташа выскочила из-за стола, как недавно из маршрутки, выбежала из офиса, домчалась до туалета в конце коридора. Склонилась над раковиной. Несколько глотков кофе выплеснулись мерзкой коричневой пеной. Задыхаясь от спазмов в пустом желудке, она вспоминала вино и мясо, которым ее угощали. В голову лезла всякая ерунда. Ну, это уж совсем бред. Не может быть, чтоб мясо…
Всхлипнув, она присела на подоконник, заставила себя отдышаться, прополоскала рот. Хорошо прополоскала, тщательно. Надо попросить у Нинки жвачку, та всегда после курения зажевывает. Ну, было — и все. Что она так распаниковалась? Это просто фотошоп. Приехала веселая компашка, погуляла… А Жан — наверняка прозвище. Точно! Вот в честь этой дурацкой песенки его и могли прозвать — почему нет? Или, может, просто совпадение. Анжелика решила ее разыграть, попросила знакомого… Может, не понравилось, что Вадим начал уделять случайной девице внимание. Да и наверняка не понравилось. А она себе навоображала! Глупости это все.
В офис Наташа вернулась уже успокоенная и готовая если не посмеяться над шуткой, то уж точно не переживать. И первым чувством, когда она увидела Нину, сосредоточенно сканирующую злосчастную фотографию, был не страх, а возмущение. Должен же быть предел бесцеремонности! Что, спросить нельзя было?
— Натусик, я сделаю скан, а? — протараторила Нина, косясь почти виновато. — У меня в группе конкурс готических фото. А это ж бомба! Шедевр! Ну, Натусик…
— Делай, — великодушно согласилась Наташа. — Только ко мне ваши чокнутые пусть потом не лезут.
— Не-не-не, — уверила Нинка, щелкая крышкой сканера. — Как фотографа зовут? По правилам положено…
«Жан — уникальный фотограф…» — прозвучало эхом прошедшего страха. Наташа старательно улыбнулась.
— Жан. А фамилии не знаю. Я случайно в компанию попала…
— Везет же, в такие компании попадать, — пробубнила Нинка, отправляя скан в ноутбук. — Глянь там, в конверте, телефончик не записан? А может, у тебя есть? Натусь…
— Нету, — уже почти с сожалением отозвалась Наташа.
Отхлебнула остывший уже кофе, сморщилась. Сделала новый. Задумчиво глянула на ноутбук. Мистика, да? Вот она сейчас и посмотрит, какая это мистика. Если на фото — снимки душ, то через сканер они должны хоть как-то измениться. А иначе это вообще бред выходит. Вот сейчас Нинка выложит скан в социальную сеть — и миллионы людей ее увидят? Нет, что-то с фото должно быть при оцифровке не то, если там и правда мистика. А если нет, значит, фото как фото. Монтаж!
О том, что в безупречной вроде логике могут быть слабые места, Наташа, воспрянув, постаралась не думать. Взяла чашку кофе. Подхватила, отсоединив, ноут, кинула на него бумажный исходник и, не закрывая, выволокла в коридор, подальше от настырной Нинки, выглянувшей в окно. Не объяснять же, почему она пытается найти разницу там, где ее просто быть не может. А если разница обнаружится? Вот тогда Нинка с вопросами ей тем более не нужна. Тогда и думать будем.
Наташа огляделась. В недлинном коридоре было всего по три офиса на каждой стороне. Те, что напротив, закрыты, раз шефа и заместителя сегодня нет. Справа сидит Витя, колдует над чем-то своим, непонятным. К нему нельзя: как объяснишь, почему ушла из комнаты? Слева — закрытая дверь со складом материалов для рекламного отдела. Там и бумага, и всякие лако-краски, и готовые плакаты и баннеры, ждущие отгрузки. А вот чуть дальше, в тупичке, выходящем на крошечный балкон — курилка. Правда, шеф, боящийся пожара, строго-настрого запретил там курить, но Нинка с Витей бегают. Там удобный широкий подоконник, и окно открывается не на улицу, а во двор, так что можно спокойно пить кофе в перерыв, дыша липовым запахом в тишине. Кофе пить шеф не запрещал…