С этими словами он повернулся и зашагал к джипу.
— Обожрем буржуев? — спросил Макс.
Эпизод 21. Это был высокий красный особняк с узкими стрельчатыми окнами. Из-за забора виднелся только второй этаж и еще высокая застекленная вышка непонятного назначения. Мы стояли у самых ворот, почему-то не решаясь войти.
— Ничего себе башня, — сказал Костик.
— Не сносит башню-то? — спросил Макс.
— Зачем сносить, ее только построили, — удивился Михаил. Макс только плюнул.
— Ты чего сразу не сказал, что у тебя день рождения? — задал я вопрос, и Мишка как-то сразу поскучнел, а потом сказал тихо:
— Я не хотел праздновать.
— Странно, — удивился я. — Сколько исполняется, кстати?
— Восемнадцать. Первый день рождения здесь.
— У нас подарка нет, — заметил Костик.
— Я вообще не хотел праздновать.
Из ворот выглянул охранник:
— Загоняйте телегу свою. Во дворе места хватит.
Это точно: места там было более чем достаточно. Вокруг простирался ухоженный газон (с травой нездешнего ярко-зеленого цвета), никаких тебе клумб и грядок, только газон. Несколько здоровенных сосен были оставлены расти на песчаных пригорках, видимо, в соответствии с неким ландшафтным планом. Еще здесь была довольно большая альпийская горка с какими-то цветущими эдельвейсами, с вершины которой проистекал настоящий ручеек: трубу подвели, не поленились, — решил я. Во всем был виден неплохой вкус. И еще здесь пахло большими деньгами.
«А вот помойки у них нету», — подумал я.
Наш автобус в гараж не влезал. Он остался стоять возле дома и выглядел здесь странно, как советский танк на Лазурном Берегу. Макс, чтобы усугубить впечатление, раздобыл грязную тряпку и принялся протирать стекло.
— Максик, хватит тебе тереть, — сказал я. — Потом шланг возьмем и вымоем.
— Точно, шланг есть, — подтвердил юный хозяин особняка. — Я могу принести.
— Ну не сейчас же, блин. Слушай, Мишка, а твой отец — он кто?
— Он адвокат в Москве. У него своя контора. «Островский и партнеры». Борис Островский.
— Ясно, — сказал я. Я слышал эту фамилию по телевизору. Островский, кажется, вел крупные дела. Денег у него, судя по всему, было до черта. А сын даже день рождения не хочет праздновать. Смотри-ка, и верно: не всё можно купить за бабки.
— Пойдемте лучше в дом, — предложил Мишка, беспомощно оглядываясь и ища нас взглядом. — Можно в башню подняться.
— А там и жить можно? — спросил любопытный Костик.
— Там моя комната. Вы посмотрите. Оттуда хороший вид… должен быть.
Внизу, в просторном полутемном холле, мы встретили Мишкиного отца. Он посмотрел на нас, невесело улыбаясь. Дождался, когда все пройдут, и поманил меня пальцем.
— Вас как зовут, молодой человек?
— Петр. Петр Раевский, — зачем-то отрекомендовался я.
— А я — Борис. Борис Николаевич, как Ельцин, да… Вы не удивляйтесь, что я вас вот так пригласил в гости. Сын, может, не решился бы. А у него ведь сегодня такой праздник… Вы же сделаете ему приятное? Посидите с ним? У него здесь так мало… знакомых…
— А скажите… Дистрофия сетчатки — это очень серьезно?
— Очень серьезно, — кивнул Борис. — По крайней мере, так мне сказали даже в офтальмологическом центре в Хайфе, а я готов был платить им любые деньги… И российская… и наша клиника тоже сомневается, возможно ли улучшение. Бедный мальчик. Он даже не может учиться… Я привез ему компьютер, провел интернет, но он уже почти ничего не видит…
Я смотрел на него, и на душе у меня становилось все тяжелее.
— Остается купить ему аккордеон, чтобы он играл, как эти слепые в электричках, — вздохнул Борис. — Но я купил не аккордеон. Я купил электрогитару «гибсон». Миша любит музыку, знаете, рок-музыку… Это бывает в вашем возрасте… Сегодня подарю ему эту гитару. И усилитель.
— Комбик? — спросил я.
— Кажется, да. «Маршалл». Мне сказали, хороший.
— Да уж, — согласился я. — У нашего Макса… Вы видели, рыжий такой… У него тоже есть электрогитара, только он на ней играет так себе.
— Вы будете смеяться, но Миша играет с детства… Правда, на простой, акустической гитаре. Он и песни пишет.
Я даже не особенно удивился.
— И вот что, Петр… Вы ведь все уже выпиваете, не так ли? Я угощу вас, в доме есть виски (я вздрогнул), джин, хорошее вино… Возьмите ради праздника, только не переусердствуйте, ладно?
— Я все понял. Мы попробуем развлечь его.
— Почему-то я вам верю. Это странно при моей профессии… Я, чтобы вы знали, адвокат… Таких историй наслушаешься… Кстати, ваша фамилия мне знакома, только не помню, в какой связи…