Колеса фортуны

В стеклянной башне было уже темно. Ярко светила луна. Сквозь прозрачный потолок были видны и звезды, и млечный путь. Костик засмотрелся на небо, и Макс водрузил комбик ему на ногу. Тот от неожиданности вскрикнул так, что Мишка испугался. Пришлось обоим налить. Нахальный Макс попросил гитару, воткнул провод в усилитель, покрутил ручки и сыграл что-то из своей любимой «Нирваны», довольно складно. Но Мишка взял у него «гибсон» и с ходу врезал то же самое. Макс спросил: «Ты чего, тоже Кобэйна снимал?» — «Первый раз от тебя услышал», — ответил Мишка, и Макс надолго заткнулся.

Вскоре мы сидели, смотрели на звезды и пили винцо, почти невидимые друг для друга. Михаил наигрывал какие-то песни и даже напевал себе под нос. Тогда я сказал:

— Ты бы спел нам чего-нибудь. Раз уж взялся.

— А что вам нравится? — спросил Мишка.

— Да ничего не нравится. Спой из своего.

Ревнивый Макс зашевелился в темноте и сделал громкий глоток прямо из бутылки.

— Я акустику возьму, — сказал Мишка.

Он достал акустическую гитару и для начала исполнил какой-то невразумительный проигрыш. А потом взял минорный аккорд и тихонько запел. Я даже запомнил текст: почему-то это мне показалось важным. Вот он:

Что-то может случиться; я чувствую это
в робком шепоте листьев, в запахе ветра,
в электрической искре, пробежавшей по нервам
от случайного взгляда.

Стоит лишь сделать шаг — и уже не вернуться.
Под ногами лежат бесконечные улицы,
и стены домов вырастают до неба,
до самого неба.

Я поглядел наверх. Никаких стен здесь не было, в черном небе по-прежнему мерцали звезды. «Уже не вернуться», — повторил я про себя.

И я слышу свой голос будто издалека:
помоги же нам, господи,
ты знаешь, как
тяжело быть чужими на этой земле —
собери же нас вместе.

Мишка аккуратно развернул еще несколько аккордов и остановился.

Если бы я верил в переселение душ, — думал я, — и в то, что любое существо на Земле проживает множество жизней, то я решил бы, что этот парень добрался до самой последней. Или нет: у него осталась еще одна жизнь, но энергия уже на исходе. А нирваны в качестве бонуса ему никто не обещал.

Молчание нарушил Шериф:

— Это очень правильная песня.

Макс беззвучно застонал, уничтоженный. Его песни Шериф называл иначе, а чаще никак не называл. Мне не хотелось, чтобы он обижался — я-то знал, насколько ему сейчас больно, все они такие, эти музыканты, — и я попросил:

— Макс, сыграй тоже чего-нибудь… Ну, хотя бы «Опасность»…

— Дай акустику, — сказал Макс Мишке.

«Опасность» была довольно бодрой песней, сочиненной Максом в жанре прямолинейного русского рока. Песне недоставало шлягерности — Макс даже не сумел сочинить слова для припева. А куплеты у него получились такими:

Я бы сел в самолет и летал над землей,
чтобы никто никогда не смог меня отыскать.
В моей пустой голове завелся злой человек,
он подает мне сигнал, что опасность близка.

Если в доме любом — мир да любовь,
то в моем отчего-то все идет кое-как.
Прилетает комета и смотрит на это,
и подает мне сигнал, что опасность близка.

Мишка взял в руки «гибсон» и включился в песню на середине. Удивленный Макс позволил ему сыграть виртуозное соло поверх основных гармоний, а затем пустился вдогонку:

Я бы выпустил когти, как мартовский кот,
как только выглянет солнце да пригреет слегка.
Я так хотел бы опять тебя повстречать,
но я же принял сигнал, что опасность близка.

Ты не знаешь об этом, но меня уже нет.
Ты глядишь на меня и не хочешь понять:
в моей пустой голове завелся злой человек,
он поет эту песню вместо меня.

Во второй раз соло звучало так, как будто всегда там и было. Макс сыграл было заключительный аккорд, но тут Мишка взял несколько нот вразрез ритма. Макс снова поставил точку, Мишка снова продолжил. Макс наконец понял смысл игры, и так они соревновались с минуту, а потом синхронно кончили, как умеют только музыканты — да еще артисты в некоторых специальных фильмах. Эффект был схожим. Оба тяжело дышали и выглядели весьма довольными. Мы с Костиком переглянулись, а Шериф протянул Максу бутылку: