— Вы знаете правила: не пинаться, не кусаться, не царапаться. Штраф за нарушение — один неблокируемый удар. Готовы?
— Да, — сказал Дарлинг.
— Да, — сказал Парк, с большей уверенностью, чем чувствовал.
— Начали, — сказал полицейский.
Парк почувствовал, как мышцы соперника мгновенно словно взорвались. Оказывается, у Дарлинга под слоем жира их хватало. Если бы у Парка имелось побольше времени, чтобы натренировать тело епископа… Дарлинг вырвал запястье из хватки Парка, завел свою ногу за ногу Парка, и молниеносно ударил кулаком.
Получилось слишком успешно. Ноги Парка подкосились, он тяжело рухнул на спину, утянув Дарлинга за собой и тот, промахнувшись, по рукоять всадил свой нож в песок. Когда Дарлинг выдернул нож, чтобы ударить снова, Парк чудом снова поймал его за запястье. Рывок, и Дарлинг скатился с него на песок. Через секунду они, тяжело дыша и напрягаясь изо всех сил, превратились в клубок переплетенных конечностей.
Парк, с песком в глазах и колотящимся сердцем, вывернулся и освободил свою руку с ножом. Но когда он ударил Дарлинга, паразит странным вихляющим движением левой руки парировал и поймал руку Парка на излом. Парк, преодолевая боль, встал на колени, подтянув и Дарлинга. Они стояли на коленях лицом друг к другу, ремень по-прежнему связывал их. Дарлинг снова освободил вооруженную руку, взмахнул, словно собираясь ткнуть в спину, а затем повернул руку для удара сверху. Парк, пытающийся уследить за мечущимся лезвием, почувствовал, как будто в его левой руке что-то взорвалось. В нее воткнулся нож Дарлинга, достав острием до кости. Дарлинг попытался выдернуть лезвие еще до того, как рана начала кровоточить. С первого раза ему это не удалось, так как Парк внезапно наклонился вперед. Чтобы удержаться и не завалиться назад, Дарлинг разжал левую руку, удерживающую правое запястье Парка и Парк ударил его ножом. Дарлинг заблокировал удар предплечьем и Парку показалось, что его запястье треснуло. Он разыграл свой последний импровизированный трюк: выпустил нож, поймал его другой рукой и быстро ткнул снизу вверх. К его удивлению, Дарлингу не удалось заблокировать удар — лезвие скользнуло под ребра паразита по рукоятку. Парк, по чьей руке бежала теплая кровь, повернул нож и резанул живот…
Тригви Дарлинг лежал на спине с разинутым ртом и песком в незрячих глазах. Зрители с восхищенным ужасом смотрели на десятидюймовую рану. Парк, которого слегка потряхивало, стоял, пока ему перевязывали руку. Нагибы сосредоточенно вносили в бланк основную информацию о покойнике, вписав в последнюю пустую строчку: «Убит в честном поединке с Аллистером Парком, Ислейф-стрит 125, Н.Б.».
Потом люди пожимали ему руку, хлопали по голой спине и бормотали поздравления. «Он сам нарывался…», «…все равно он нам никогда не нравился, мы терпели его только из-за Браца…», «Ты станешь лучшим председателем…»
Парк отнял руку от верхней губы. С одной стороны ус слегка отошел, но быстро его прижав, Парк все исправил. Постепенно он начал осознавать, что эта дуэль вовсе не испортила пикник, а напротив, сделала его ошеломляюще успешным.
Вести двойную жизнь — это, в лучшем случае, напряженно. А особенно это трудно, когда обе личности — довольно известные люди. Однако это удавалось Аллистеру Парку, решительно настроенному не позволять ничему его останавливать в его стремлении поставить Джозефа Ноггла в такое положение, что тому ничего не останется, кроме как заставить сделать колесо «Если бы» Парка еще полоборота. Может быть, еще не поздно реабилитировать себя, даже если дело Антонини развалилось.
Его следующим шагом стала обработка Ивора Максвенсона, председателя бургского комитета от Алмазной партии Нью-Белфаста. Это оказалось достаточно легко, так как председатель комитета хайда в силу занимаемой должности становился членом бургского комитета.
Они обедали в одном из маленьких, но дорогих ресторанов, к которым Максвенсон питал слабость. Председатель бургского комитета сказал:
— Нужно вытащить Анлаафа, вот и все. Тупым нагибам следовало подумать получше, прежде чем сразу его хватать.
Парк посмотрел на потолок.
— Даже если бы это была дочь Пенды?
— Даже если бы это была дочь Пенды.
— В конце концов, развращение десятилетки…
— Знаю-знаю, — нетерпеливо прервал Максвенсон. — Я знаю, что он грязный ублюдок. Но что я могу поделать? У него в кулаке двадцать шестой хайд, так что мне приходится вошкаться с ним. Особенно с учетом того, что через три месяца выборы в Тинг. Все шатко, даже если епископ Скоглунд не станет высовываться. У меня имелся маленький план, как утихомирить нашего дорогого епископа; план не сработал, но, видимо, епископ все же так напугался, что помалкивает о праватах скреллингов. А тут сбор Тинга в следующем месяце… Если пройдет эта дурацкая изменка про равные правата, она расколет партию.