Выбрать главу

— Сладенький пирожочек, как насчет того, чтобы приготовить кофе? — спросил Парк.

Она согласилась. На приготовление и распитие кофе ушел еще час. Время близилось к полуночи. Чтобы не упустить инициативу, Парк рассказал несколько историй. Потом разговор снова затих. Девушка зевнула. Она казалась озадаченной и немного обиженной.

Она спросила:

— Ты собираешься так просидеть всю ночь?

Именно это и собирался сделать Парк. Но, пока он пытался придумать правдоподобную причину, Парку пришлось что-то говорить.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе о типе по имени Вагсон, которого я повстречал на прошлой неделе? Самый смешной парень изо всех, кого видел. У него на кончике носа растут длиннющие волосы…

Он подробно рассказывал о странностях воображаемого мистера Вагсона. У девушки на лице читалось выражение «что же я натворила, если заслужила такое». Она снова зевнула.

Щелк! Аллистер Парк потер глаза и сел. Он сидел на жесткой бугристой штуке, которую, с некоторой натяжкой, можно было бы назвать матрасом. Его взгляд сфокусировался на ряде железных прутьев.

Парк оказался в тюрьме.

День, проведения Аллистером Парком в тюрьме не оказался ни интересным, ни информативным. Его водили на обед и на часовую прогулку. Никто с ним не разговаривал, кроме охранника, который спросил:

— Эй, шеф, кто ты сегодня, а? Юлий Цезарь?

Парк усмехнулся.

— He-а. На сей раз я бог.

Это становилось скучным. Если бы можно было добровольно переходить от существования к существованию, было бы куда веселее. Как бы то ни было, не удавалось оставаться на одном месте достаточно долго, чтобы приспособиться к любому из этих миров… Или иллюзий?

На следующий день он стал потрепанным парнем, спящим на скамейке в парке. Город все еще был Нью-Йорком — нет, другим городом, построенным на месте Нью-Йорка.

Денег, которые у него были, хватило только на бутылку молока и буханку хлеба. Парк купил именно такой набор и неспешно его потребил, читая выброшенную кем-то газету. Читать было трудно из-за причудливой орфографии. А окружающие говорили с таким акцентом, что требовалось самое пристальное внимание, чтобы хоть что-то понять.

Он провел пару часов в художественном музее. Охранники смотрели на него, как на мусор, почему-то не замеченный уборщиками. Когда музей закрылся, он вернулся к скамейке в парке и стал ждать. Близилась ночь.

Подкатил автомобиль — если так можно было назвать четырехколесную повозку с двигателем, — и оттуда выбралась пара копов. Парк догадался, что это копы по их эполетам со стразами. Один из копов спросил:

— Вы Джон Гилби? — он произнес это как «Выт Жон Гилбий?»

И тут Аллистера Парка понесло.

— Будь я проклят, если я знаю, брат. А это я?

Копы переглянулись.

— Это он, все верно, — сказал один. И Парку: — Двигай с нами.

Парк мало-помалу выяснил, что он разыскивается только из-за своего исчезновения из дому, а не за что-то более серьезное. Он прикидывал, как ему себя вести, пока они не прибыли в полицейский участок.

Там находилась какая-то толстуха. Она вскочила и показала на него, хрипло рыдая:

— Это он! Грязный сбежавший дезертир, оставивший свою бедную жену голодать! Возвращайся под мою руку, ты, грязный…

— Пожалуйста, миссис Гилби! — сказал дежурный сержант.

Заставить замолчать эту женщину оказалось не так-то просто.

— Небеса прокляли тот день, когда я встретила тебя! Сержант, дорогой, что я могу сделать, чтобы засадить этого грязного бездельника в тюрьму, где ему самое место?

— Ну, — сказал сержант, явно чувствующий себя не в своей тарелке, — вы, конечно, можете обвинить его в дезертирстве. Но не думаете ли вы, что вам лучше вместе отправиться домой и там все обговорить? Мы не хотим…

— Эй! — вскричал Парк. Все посмотрели на него. — Если не возражаете, я лучше отправлюсь в тюрьму…

Щелк! Он снова оказался в постели. На этот раз в нормальной кровати. Он огляделся. Комната безошибочно определялась как санаторная или больничная палата.

Ну и ладно. Парк повернулся и уснул.

На следующий день он все еще оставался в том же самом месте. У него появилась надежда. Но потом Парк вспомнил, что, поскольку переходы происходили в полночь, у него не было причин предполагать, что в следующую полночь не произойдет очередной переход.

Он провел очень скучный день. Приходил врач, спросил, как он, и ушел едва ли не раньше, чем Парк успел сказать «Хорошо». Ему приносили еду. Если бы Парк был уверен, что задержится, он приложил бы изрядные усилия, чтобы сориентироваться и выйти. Но, похоже, в этом не было никакого смысла.