Наблюдая за удаляющейся Матильдой Сэддлер, Блу Колумбийский проворчал:
— Дикарка из Уичито[74]. Подозреваю, что она охотится за новым мужем.
Блу был тощим мужчиной с маленькой седой бородкой и выражением «какого черта вы тут делаете, сэр» на лице.
— Сколько их у нее было? — спросил Джеффкотт Йельский.
— На сегодняшний день трое. Не знаю, почему среди всех ученых самую беспорядочную жизнь ведут антропологи. Должно быть, они изучают обычаи и нравы всяких разных народов и спрашивают себя: «Если эскимосы себе такое позволяют, то чем мы хуже?». Я, слава богу, достаточно взрослый, чтобы чувствовать себя в безопасности.
— Я ее не боюсь, — сказал Джеффкотт. Ему было около сорока, и он походил на фермера, которому не по себе в одежде из магазина. — Я весьма основательно женат.
— Да? Тебе стоило побывать в Стэнфорде несколько лет тому назад, когда она там работала. По кампусу ходить было небезопасно, когда Туттхилл там гонялся за всеми самками, а Сэддлер — за всеми самцами.
Доктору Сэддлер пришлось буквально пробиваться от метро, потому что подростки, бесящиеся на платформе станции Стилуэлл-авеню, вероятно, самые худшие люди на земле за исключением, возможно, туземцев с острова Добу в западной части Тихого океана. Она не слишком-то и возмущалась. В свои без малого сорок она была высокой, сильной женщиной, профессия которой, связанная с пребыванием на открытом воздухе, заставляла поддерживать форму. Кроме того, некоторые глупые замечания в докладе Свифта о культурной ассимиляции индейцев арапахо добавили ей боевого настроя.
Пройдя по Серф-авеню в сторону Брайтон-Бич, она смотрела на аттракционы, не пытаясь развлекаться самой, а предпочитая смотреть на развлекающихся людей, и на других, собирающих с них деньги. Потом она все же попробовала пострелять в тире, но решила, что сбить оловянную сову с насеста из малокалиберного ружья слишком легко. Она предпочитала стрелять на дальние дистанции из армейской винтовки.
Аттракцион рядом с тиром можно было бы назвать вставным номером, если бы там имелось основное шоу, для которого это могло бы послужить дополнительным. Обычный аляповатый плакат зазывал посмотреть на уникального двуглавого теленка, бородатую женщину, девочку-паука и прочие чудеса. Гвоздем программы был Унго-Бунго — свирепый обезьян, захваченный в Конго ценой двадцати семи жизней. Картинка изображала огромного Унго-Бунго, сжимающего в каждой руке по несчастному негру, пока другие пытались накинуть на него сеть.
Хотя доктор Сэддлер прекрасно знала, что свирепый обезьяночеловек окажется обычным европоидом с приклеенными на груди волосами, но из-за какого-то минутного порыва решила войти. Возможно, подумала она, найдется что-нибудь, чем потом можно будет позабавить коллег.
Зазывала продолжал громко расхваливать шоу. Доктор Сэддлер по выражению его лица предположила, что у него устали ноги. Татуированная леди ее не заинтересовала, так как рисунки, очевидно, не имели никакого культурного смысла, не то, что у полинезийцев. Что касается древнего индейца-майя, то доктор Сэддлер сочла дурновкусием выставлять напоказ несчастного идиота микроцефала. Фокусы профессора Йоги и пожиратель огня оказались неплохи.
Перед клеткой Унго-Бунго висел занавес. В нужный момент раздался рык и звон длинной цепи, волочащейся по металлу. Зазывала пронзительно закричал:
— …леди и джентльмены, единственный и неповторимый Унго-Бунго!
Занавес поднялся.
Человек-обезьяна сидел на корточках в задней части клетки. Он бросил цепь, встал и, шаркая ногами, прошел вперед, схватился за прутья и тряхнул. В своих креплениях прутья болтались довольно свободно, и раздался угрожающий грохот. Унго-Бунго оскалился на посетителей, обнажив ровные желтые зубы.
Доктор Сэддлер изумленно на него уставилась. Что-то новенькое среди человекообразных обезьян. Ростом Унго-Бунго был около пяти футов и трех дюймов, но очень массивным, с огромными покатыми плечами. Тело Унго-Бунго, выше и ниже надетых на него голубых плавок, от макушки до лодыжки покрывали густые серые волосы. Его короткие мускулистые руки заканчивались большими ладонями с толстыми узловатыми пальцами. Шея слегка выдвигалась вперед, поэтому спереди казалась совсем короткой.
Его лицо… Ладно, подумала доктор Сэддлер, она знакома со всеми существующими человеческими расами и всеми видами уродств, вызванных нарушением работы эндокринной системы, но никогда не встречала такого лица с резко выраженными угловатыми чертами. Между огромными надбровными дугами и короткими волосами на голове резко скошенный лоб. Нос, хотя и широкий, но не как у приматов вроде гориллы, а укороченный вариант толстого крючковатого носа, такие называют «армяноидными» или «еврейскими». Лицо заканчивалось длинной верхней губой и скошенным подбородком. А желтоватая кожа, по-видимому, принадлежала Унго-Бунго.