Порта первым заметил движение на местности перед нами. Ткнул меня в бок и молча указал. Мы встревоженно вгляделись в темноту.
Потом русские набросились на нас. Люди в белых маскхалатах выскакивали из пустоты и волками накидывались на наши позиции. Держа автомат у бедра, я остервенело палил во все движущееся. Наша яма кишела сибирскими стрелками в меховых шапках. В рукопашном бою они пользовались наводящими ужас «кандрами», обоюдоострыми сибирскими ножами, похожими на мясницкие, только из лучшей стали. Один удар кандры сносил голову солдата в зимнем обмундировании.
Стоя спиной к спине, мы орудовали автоматами как дубинками. Лицом к лицу с Иваном сменить рожки не было времени.
Через несколько минут мы выскочили из ямы и побежали к домам. Бросались в укрытие за стенами. Успевали сменить рожки. Трещали автоматные очереди. Трассирующие пули со свистом пронизывали темноту. В метельной ночи трудно было отличить врага от друга. Мы стреляли по интуиции. Убивали своих. У русских происходило то же самое.
Наша боевая группа была полностью рассеяна. Всякая связь между взводами прекратилась.
Гауптман фон Барринг и лейтенант Хардер собрали вместе кое-кого из солдат нашей роты. Прячась за домами, мы побежали через деревню. Одного из семнадцатилетних новобранцев ранило разрывной пулей. Он громко, обвиняюще закричал, завертелся волчком и, скорчась, повалился.
Слева по нам застучал крупнокалиберный пулемет. Пули падали возле мертвого новобранца, взвихривая снег.
Подбежав к одному из домов, мы ворвались внутрь и, тяжело дыша, бросились на пол. Но дверь тут же распахнулась, и в проеме появились двое солдат из далекой Сибири. Грохот автоматной очереди больно ударил по нашим барабанным перепонкам.
Мы, восемнадцать человек, лежали как мертвые и почти считали себя мертвыми. Потом это кончилось. Оба русских побежали, подгоняемые громкими взрывами ручных гранат. Мы попытались нагнать их, но оступались и вязли в глубоком снегу. Казалось, нам не хватает воздуха.
Минуту спустя мы лежали в глубоком сугробе, невидимые в белых халатах, задыхаясь и ощущая мучительное давление за глазными яблоками. Происходящее представляло собой жуткий кошмар.
Потом вдруг перед нами возникло двое. Старик с Легионером молниеносно вскинули винтовки и открыли огонь по бесформенным силуэтам. Началось столпотворение. Отовсюду летели трассирующие пули.
Малыш, будто зачарованный, бросал гранату за гранатой. Меня охватило безумие. Я завопил. Содрал ноги, царапая скованную морозом землю. Мы побежали назад, Старик тащил меня за собой.
Воцарилась неразбериха. Я бежал рядом с русским; он был так же испуган, как и мы. К счастью, я первым заметил его. И нанес ему сокрушительный удар автоматом по лицу. Он грузно повалился.
Старик закричал и указал вперед. Мы остановились как вкопанные и уставились на серое небо; потом увидели несколько вопящих существ, каждое из которых изрыгало стометровый язык пламени. Они быстро приближались к селу, которым мы вновь завладели.
И мы, и русские, словно по команде, бросились на землю. Заработал «сталинский орган»[47], несущий смерть всем без разбора. В довершение всего немцы стали обстреливать обреченное село из минометов.
После каждого залпа содрогалась земля. Длилось это всего несколько минут. Дома превратились в кучи, похожие на муравьиные. От села ничего не осталось.
Пламя опаляло нас и немногочисленных уцелевших жителей. Теперь нас мучил уже не холод, а жгучий океан огня. Животные обезумели от боли и ужаса. Босые дети потерянно бегали среди отчаянно плачущих женщин. Этот ад оглашался грохотом стрельбы из автоматического оружия. Люди падали, проклиная в смертельной агонии Бога, дьявола, диктатора, отечество за свои страдания.
Как мы захватили эту груду развалин, именуемую Нова-Буда, никто из нашей боевой группы не мог сказать.
Донесение в штаб было немногословным, лаконичным:
«Противник выбит из Нова-Буды. Мы удерживаем позицию. Ждем приказов.
Командир боевой группы фон Барринг».
Со стороны русских мы весь день слышали рев тяжелых машин. Порта был уверен, что Иван готовится ликвидировать нас. Если так, надежды на спасение не было.
Порта с радистом по имени Руди Шутц, тоже обер-ефрейтором, ухитрились настроиться на волну русских. Теперь мы прослушивали их разговоры. На той стороне, казалось, возникли те же проблемы со штабистами, что и у нас. В каждом приказе людям на передовой содержались угрозы.