Вебер резко повернулся и свирепо воззрился на невысокого Бендера.
— Учите меня исполнять приказы, лейтенант?
— Здесь офицеры обращаются друг к другу на «ты», — спокойно ответил Бендер.
— Мы разберемся с этим, «герр лейтенант»! В немецкой армии еще есть несколько порядочных офицеров, и мы хотим поддерживать должную дисциплину и почтение к старшим по званию.
— Забудем об этом, пока не выйдем из боя, — сказал с улыбкой Бендер.
В темноте громко, отчетливо прозвучал голос Порты:
— Дискуссия в офицерской столовой под Черкассами, временном прибежище нацистской армии. Хайль! Поцелуй меня в голый…
Вебера чуть не хватил удар. Он снова завопил о трибунале для всех нас, когда выйдем отсюда.
Порта насмешливо загоготал в темноте.
— О, надо же! Странно, что образованные люди верят в чудеса. Слышали, мальчики? «Когда выйдем отсюда»!
— Может устроим небольшую быструю дуэль на ножах, герр обер-лейтенант? — захохотал Малыш, лежавший в одной яме с Портой и Легионером. — Мы откромсаем вам детородный орган!
Вебер утратил все остатки здравомыслия.
— Это бунт! Бунт, негодяи! Вы покушались на мою жизнь! — Тяжело дыша, он замахал автоматом. — Эта рота недостойна носить немецкий мундир. Я позабочусь, чтобы обо всем этом сообщили непосредственно Адольфу Гитлеру, нашему божественному немецкому фюреру!
Вся пятая рота громко захохотала, и Порта выкрикнул:
— Мы с удовольствием выбросим тряпки Адольфа здесь и сейчас, только они слегка потрепаны!
— У меня половина одежды не адольфовская, а ивановская, — крикнул Малыш.
— Ты будешь моим свидетелем, — крикнул Вебер лейтенанту Бендеру.
— Чего? — с удивлением спросил Бендер.
— Ты слышал, что сказал этот человек, слышал угрозы и оскорбления, которые эта шваль бросала в лицо национал-социалистическому немецкому офицеру.
— Не знаю, о чем вы говорите, герр обер-лейтенант. У вас, должно быть, невроз военного времени. Гауптман фон Барринг очень удивится, узнав о ваших оценках, не говоря уже о герре оберсте Хинке. Он всегда считал пятую роту лучшей из восьми в полку.
Бендер равнодушно повесил автомат на плечо и оставил обер-лейтенанта Вебера бушевать с пеной у рта.
Продвижение к Подапинску в течение следующих нескольких дней было сущим кошмаром. То и дело кто-нибудь бросался в снег и отказывался идти дальше. Заставить изнеможенных солдат идти вперед могли только приклады и жестокие пинки.
Русские, с которыми мы сталкивались, были фанатичными. Они сражались как никогда раньше, смело и яростно. Даже маленькие отдельные группы вели бой до последнего человека. По ночам они нападали небольшими отрядами, и мы постоянно несли потери среди часовых. От пленных мы узнали, что нам противостоит Тридцать вторая сибирская стрелковая дивизия, ее поддерживают подразделения Восемьдесят второй пехотной дивизии и две танковые бригады.
Чтобы противостоять этим элитным частям, мы снова получили подкрепление из Семьдесят второй пехотной дивизии, но все время чувствовали, что русские вот-вот сомкнут клещи позади нас.
Русские взяли в плен двух унтер-офицеров из третьей роты, и на другой день мы услышали их мучительные крики. От них по коже у нас шли мурашки. Протяжные, захлебывающиеся, они разносились над этим снежным адом.
Мы едва поверили своим глазам, когда русские установили два креста с распятыми на них унтер-офицерами. Головы их были обмотаны колючей проволокой наподобие терновых венцов. Когда они теряли сознание, русские кололи их в ступни штыками, пока вопли не начинались снова.
В конце концов, когда мы уже не могли выносить этих воплей, Порта с Легионером выползли, залегли в снарядной воронке и застрелили обоих.
Поняв, что произошло, русские заревели от ярости и принялись бить по нам из минометов. У нас погибло восемь человек.
Возле Подапинска противник взял в плен целое отделение из седьмой роты. Пленные рычали и вопили под пытками. Комиссар кричал нам в мегафон:
— Солдаты Двадцать седьмого танкового полка, мы покажем вам, как поступаем с теми, кто не хочет добровольно складывать оружие и переходить к нам, на сторону Советской рабоче-крестьянской армии!
До нас долетел нечленораздельный вопль невыносимой боли и медленно затих.
Комиссар продолжал:
— Слышали? Не думаете, что ефрейтор Хольгер кричал замечательно? Сейчас вы услышите, что ефрейтор Пауль Бунке закричит не хуже, когда мы отрежем у него кое-что. Слушайте, солдаты Двадцать седьмого!
Мы снова услышали жуткие вопли и сдавленное рычание. На сей раз они продолжались около четверти часа.