— Я не особенно дорожу жизнью, но убийства не люблю.
— Тогда тебе нужно идти в монастырь, — сказал Порта. — На Восточном фронте мы только и занимаемся убийствами. Вот так! — выкрикнул он и расстрелял весь автоматный рожок в землю перед другими членами взвода в дальнем конце длинного бункера.
Они подскочили с бранью. Эсэсовец схватил свой автомат, но тут же выпустил, словно он жег ему руки. На него смотрели четыре автомата и противотанковое ружье.
— Испугались, сопляки? — усмехнулся Порта и запустил в лицо эсэсовцу снарядной гильзой. Тот, крякнув, повалился навзничь.
Порта указал пальцем на нескольких из его соседей.
— Несите сюда эту свинью.
Дьявольски улыбаясь, он оторвал белый лоскут от сумки для хлеба и приказал пришить его на спину лежавшему без сознания.
Придя в себя, эсэсовец неуверенно сел и злобно взглянул на Порту, который весело объявил:
— У тебя на спине пришит белый лоскут. Он будет служить мне мишенью. Если отойдешь от меня слишком далеко, прекращу работу твоего сердца с помощью вот этого утешителя. — И выразительно похлопал рукой по автомату. — Если случайно потеряешь этот лоскут, тебе конец!
— Замечательное оружие, не так ли? — мягко спросил Легионер.
Малыш еще до этого снова рассматривал линии на своей ладони. Он вскочил, схватил за горло ефрейтора Кроснику, одного из прибывших с Краусом новичков, и треснул головой об один из столбов, подпиравших крышу.
— Вонючий козел, ты хотел застрелить Малыша? Обрезать половину моей линии жизни! — И заревев, как раненый медведь, стал нащупывать нож. — Моя жизнь, моя жизнь, моя короткая жизнь!
Кросника пинался и колотил руками, пытаясь высвободиться. Лицо его принимало фиолетовый цвет, пинки с ударами становились все слабее. Не вмешайся Старик, Малыш бы задушил его.
Малыш с громкой бранью выпустил его, и полузадушенный Кросника повалился между Хайде и сидевшим в Торгау бывшим унтер-офицером.
Порта засмеялся.
— Небольшое предостережение, или, как говорят в образованных кругах, урок хороших манер. А вы, остальные, — выкрикнул он и угрожающе потряс автоматом, — отправитесь на тот свет, когда мы сочтем нужным. Так что никаких фокусов, ясно?
Петерс сидел, привалясь спиной к стене бункера. На коленях у него лежал русский автомат. Он с равнодушным видом курил.
Близилось время смены часовых. Эсэсовец и Кросника подняли жуткий шум. Им не .хотелось идти на посты, и они хотели с кем-нибудь поменяться.
Старик неожиданно бросил карты, неторопливо поднялся и указал чубуком трубки на эсэсовца.
— Вы с Кросникой не пойдете на посты. Часовых сменят Хайде и Франке.
В глазах эсэсовца вспыхнуло торжество, но быстро исчезло, поскольку Старик продолжал:
— Ты и Кросника отправитесь к позициям Ивана и вернетесь с точным донесением о том, что там делается.
Потом он спокойно сел и вернулся к прерванной игре.
Эсэсовец и Кросника зароптали.
Старик открыл пикового туза, забрал банк и спокойно посмотрел на них.
— Не слышали моего приказа?
— Это сведение личных счетов, — закричал эсэсовец. — Мы не можем идти к вражеским позициям без прикрытия. И отказываемся выполнять твой приказ!
Старик прислонился спиной к стене и коснулся своего «парабеллума».
— Значит, отказываешься. Советую немного подумать. Ты доброволец и член партии. Что сказал бы на это твой фюрер?
Эсэсовец угрожающе подался к Старику.
— Как это понять — мой фюрер? Он и твой, разве не так?
— Ты глуповат, мой друг.
Малыш хотел сказать что-то, но Старик продолжал:
— Ты сам избрал себе фюрера, ты предан ему, а мне его навязали. Так или иначе, неужели ты никогда не слышал о военно-полевых судах?
— Не угрожай мне таким судом, — усмехнулся эсэсовец. — Чтобы устроить его, тебе нужно быть по меньшей мере командиром роты.
— Ты слишком самоуверен. Разве не знаешь, что мы отрезаны от остальных и что начальник команды в таких условиях вправе утроить военно-полевой суд, если заподозрит опасность для команды в форме митинга, измены или отказа выполнять приказ? Я вправе устроить суд над тобой, когда и где захочу. — Старик грохнул кулаком о патронный ящик. — Марш, иначе Малыш с Портой вас выпроводят!
Оба молча взяли автоматы на ремень и вышли из бункера.
Малыш пустил по кругу бутылку водки. Когда она дошла до Порты, с надеждой спросил:
— Эта линия жизни никогда не лжет?
— Никогда, можешь быть уверен, — печально ответил Порта. И с сожалением посмотрел на глубоко озабоченное лицо Малыша.
Малыш пришел в дикий восторг, увидев, что линия жизни на ладони Легионера тоже короткая, и совсем обезумел, обнаружив, что она короче, чем у него.