— Бежать? Ты уже второй раз заводишь разговор об этом, — язвительно усмехнулся Старик. — Смельчаками вы были дома, когда кричали: «Хайль!» Надеюсь, тебе ясно, что приказы отдаю здесь я. Может быть, я решил последовать совету твоего безумного фюрера и сражаться до последнего человека и последнего патрона.
Эсэсовец чуть не взорвался от возмущения.
— Ты называешь фюрера безумным? Я это навсегда запомню!
— Надеюсь, — усмехнулся Старик. — Однако ответь: хочешь сражаться до последнего человека и последнего патрона? Решай сам, выполним мы приказ фюрера или нет: погибнем в бою или сохраним свои жизни?
Эсэсовец переступил с ноги на ногу. Открыл рот, закрыл, но мы не услышали ни звука.
— Насколько я понимаю, твое молчание означает, что мы будем сражаться. Выполним приказ фюрера. Ну ладно, возьми у Плутона миномет и выходи на дорогу. Кросника и Хайде понесут боеприпасы. Сразу же начинайте бить по Т-34 и уничтожьте как можно больше, пока они не раздавят вас гусеницами.
— Безрассудство, — выпалил эсэсовец»
— Это говоришь ты — бывший член адольфовских СС? Значит, согласен, что Адольф безрассудный кровожадный маньяк?
Раздался голос Малыша:
— А ну, покажи ладонь, бестолочь.
Не успел эсэсовец ответить, как Малыш взял его руку.
— Хмм, шавка, линия жизни у тебя короткая. Марш к дороге, а то она станет еще короче!
Старик засмеялся.
— Ну что, согласились мы сохранить свои жизни вопреки приказу фюрера? Легко сражаться до последнего дыхания, когда не видишь Ивана и не слышишь «тридцатьчетверок». — Обратился к Плутону и мне: — Вы двое и Хайде пойдете к дороге, посмотрите, сможем ли мы перейти ее. Это наш единственный шанс.
Он разложил карту на патронном ящике. Мы с интересом наблюдали за его грязным пальцем, чертящим путь, по которому можно было выйти.
— Лес, похоже, обширный, — сказал Хайде. — Он густой?
— Да, — ответил Старик, — и большей частью болотистый.
Мы втроем, потея, двинулись по лесу. Противотанковое ружье тащил Хайде.
Дождевая вода стекала с касок нам за шиворот. Ремни терли. Мы дрожали в мокрой одежде. Ноги по колено утопали в грязи, в сапоги натекала вода. Каждый шаг был пыткой.
Плутон громко, многоэтажно выругался.
— Заткнись ты, — прошипел Хайде. — Иван явится на крик.
Плутон угрожающе поднял автомат.
— Сам заткнись, крыса. Не забывай, нам еще нужно свести счеты. Если Иван явится, мы все расскажем о твоих кровавых делах.
— Надо же, так распалились из-за какого-то крестьянина. До чего вы все ранимые! Это было просто ошибкой с моей стороны.
Плутон остановился.
— Ошибкой! — заорал он. По мокрому лесу раскатилось эхо. — Гнусная тварь, дерьмо вонючее, погоди, я вырву тебе язык. Говори тогда об ошибках с булькающей в горле кровью.
— Кончай ты, Плутон, — попробовал я вмешаться. — Оставь этого идиота. Застрели его, или пусть он проваливает к чертовой матери.
— Не твое дело, фаненюнкер. Не задирай нос перед Плутоном. Думаешь, я боюсь? — Он взмахнул над головой автоматом и заорал в темноту: — Эй, Иван, проклятый пес, сталинское дерьмо, иди, бери этого гнусного доносчика, унтер-офицера Хайде! Эй, Ива-а-ан!
Хайде бросил противотанковое ружье и побежал во все лопатки.
— Смотри, не упади, не разбей голову! — крикнул Плутон ему вслед.
Я поднял противотанковое ружье, и мы бесшумно пошли по лесу. Ветви влажно хлестали нас по лицу.
— Что за гнусная война, — прошипел Плутон. — Танкисты бегают, как пехота. Проклятый лес, ни черта не видно.
— Да замолчи ты. Отправь письменную жалобу Сталину или Адольфу.
— До чего ж остроумно! — прорычал Плутон.
И вдруг перед нами появилась дорога. По ней шли плотные колонны русских пехотинцев в плащ-накидках. Громадные грузовики и артиллерийские тягачи с грохотом ехали на запад. Там и сям мигали сигнальные лампы.
— Нам не перейти этой дороги, — прошептал Плутон. — Уходим, пока нас не заметили.
Мы бесшумно скрылись.
В бункере нас встретили с огромным удивлением. Хайде попытался убежать, но Плутон отбросил его ударом ноги к Порте и Малышу.
— Мы думали, ты уже на пути в Берлин, — прорычал Плутон. — Ты хороший бегун. По военным законам эта маленькая ошибка именуется трусостью перед лицом противника. Ну, погоди же.
Хайде был белым, как полотно. Он дрожал от страха, сидя между Малышом и Портой. Те оживленно спорили, как лучше всего разделывать свинью.
Старик, выслушав наш доклад, спокойно поднялся. Указал на Хайде.
— С тобой потом разберемся. Пошли. Нужно перейти эту дорогу — притом до рассвета.