- Успокойся. Я буду писать тебе. Я вернусь.
- А я буду ждать?.. О, винограднику нужны не молитвы, а мотыга. А ты... как в басне: сено дают собаке, а мясо - ослу... Боже, что ты делаешь, Алеша, с нами, с нашей любовью!
- Ты пойми!
Но Шагаретт не желала понимать. Она выскочила из машины. Она бросилась на землю и царапала ее ногтями. Она плакала и напугала маленького Джемшида.
Опустив голову, стараясь не смотреть ни на кого, Мансуров осторожно поднял бьющуюся в припадке молодую женщину. Она заливалась слезами...
- Едем! - резко сказал Алексей Иванович. - Едем! Нас ждут. Там в городе у нас будет время. Все обсудим. Нельзя же так. Степь вцепилась в тебя...
- Я не поеду!
Но он отнес ее, отчаянно сопротивляющуюся, в автомобиль.
- Едем, Алиев! И гони вовсю.
Искоса смотрел на жену Мансуров. Она уже успокоилась. Глаза снова сияли нежностью. Она прижалась к любимому мужу, она играла и шутила с любимым сыночком. Она мчалась со своими любимыми в страну счастья, о которой мечтала все годы разлуки. От полноты чувств она даже запела своим низким, гортанным голосом:
Слезает враг с коня счастья,
когда ты садишься на коня.
благоденствия.
Она примирилась со своим счастьем. Она радовалась.
И вдруг поперек дороги темной ползущей лавиной возникла орда всадников. И всадники эти - не оставалось никаких сомнений - были джемшиды.
Да, старый Джемшид не желал отдавать внука. Да, старый Джемшид знал, что автомобиль поедет по долгой, петлявшей среди гор и холмов дороге, и повел все племя в погоню напрямик через перевалы по кратчайшему пути. Да, старый упрямец, природный охотник умел травить в степях и горах любую дичь. Он хитроумно расставил ловушку, и ловушка захлопнулась.
Шагаретт смотрела на всадников. Ее взгляд пожирал беснующихся, перебирающих ногами могучих скакунов. Она высвободилась из объятий мужа и выпрямилась стрункой.
Мансуров встрепенулся, когда Алиев грубовато оторвал руки маленького Джемшида от рулевого колеса, чтобы из-под сиденья достать автомат.
- Еще что? - спросил Мансуров недовольно. Мотор тарахтел, ветер свистел в ушах, и ответ Алиева потонул в шуме.
- Джемшиды! - воскликнула Шагаретт, и Алексей Иванович с трудом удержал ее, чтобы она не выпрыгнула из машины на ходу.
Автомобиль раскачивало и швыряло. Алиев выжимал всю скорость. Он не собирался останавливаться, хотя и видел, что всадники двумя крыльями охватывают их с обеих сторон, а особо густая кавалькада сгрудилась поперек дороги.
Посреди высился на коне-великане недвижным монументом сам вождь старый Джемшид. Он выглядел сейчас сильным и могучим в своей красной с золотом чалме, в красном бархатном позолоченном камзоле, с золотым оружием. Полный царской спеси, он смотрел с ненавистью на стремительно приближающуюся машину.
- Останови! - приказал Мансуров.
Замер мотор. Вокруг вплотную теснились всадники. Дула ружей угрожающе направлены прямо на путешественников. В лицо пахнуло густыми запахами лошадиного пота, кожи, чеснока, горелого бараньего сала.
Бок о бок со старым царственным вождем на юрком коне вертелся, выкручивался тот самый бледноликий визирь. Судя по пышному одеянию, он был обласкан старым Джемшидом и едва ли не являлся сейчас полководцем. Держался он надменно, заносчиво и даже не нашел нужным приветствовать пророчицу словами "Салом алейкум", что, правда, сделали хором несколько смущенными голосами всадники-джемшиды.
Шагаретт встала в автомобиле во весь рост, и... строй коней, храпя и разбрасывая пену с удил, шарахнулся назад.
- Нет! - сказала мрачно прекрасная джемшидка. - Битвы не будет! Они помнят нашу соль. Эй, раб! - приказала она. И хоть она не назвала имени, но под ее взглядом бледноликий, кряхтя, слез с лошади и подбежал.
- Я ваш раб! Приказывайте! - склонился визирь в поклоне.
- Рохля! - воскликнула Шагаретт. - Или ты думаешь, что пророчица джемшидов сама будет открывать двери. Открой!
Бледноликий рванулся вперед и, лакейски извиваясь, распахнул дверцу автомобиля.
Прекрасная джемшидка величественно спустилась с подножки и, раскинув широко руки, пошла прямо на выставленные щетиной винтовки, на изукрашенных аргамаков, на диких, усатых, готовых к убийству и резне воинов, увешанных золочеными персидскими саблями.
Раскинув руки, прекрасная Шагаретт шла на старого Джемшида. Шла молча, закусив губу.
Старый вождь смотрел на дочь-пророчицу и старался спрятаться за голову коня.
- Копье шаха подобно ключу к дверям победы.
Шагаретт не склонила голову перед растерянным взглядом отца. Она смотрела ему прямо в глаза. И всем казалось, что величественно высится не великий вождь на огромном коне, а маленькая, вся в черном, фигурка женщины-воительницы, с белым открытым лицом, с горящими пламенем черными глазами, с обнаженными белыми прекрасными руками, поднятыми к самому небу, к сизым низким тучам.
- Отец! - проговорила громко Шагаретт. - Ты - джемшид. Ты известен в мире как убивающий, испытывая радость от убийства. Ты дал слово! Ты подписал кобин - брачный контракт твоей дочери Шагаретт-эт-Дор с великим воином Алексеем-сардаром! Нож не режет свою рукоятку, ты знаешь! Слово джемшида из железа и стали. Ты поклялся отпустить из кочевья и меня, Шагаретт, и твоего внука, и твоего зятя невредимыми. Где твое слово? Или это правда, что когда дракон состарится, то и лягушка сидит на нем верхом? Или ты слушаешь теперь болтунов, на язык которых шайтан плюнул, и они науськивают тебя, великого воина и джемшида, пролить кровь дочерей и внуков? Клянусь, бессловесный скорпион лучше бестолкового сплетника! - Она снова протянула руки к небу и воскликнула: - Уберите ружья, вы, жаждущие кровопролития!
Воздух огласился бряцанием и звоном. Джемшиды забрасывали винтовки на плечи.
Старый Джемшид сник на своем коне-гиганте, и никто уже на него не смотрел. И странно, все порознь в старом Джемшиде было выдающееся, броское, величественное - и благородный высокий лоб, и внушительная, пронизанная седыми прядями борода, и диковатые глаза, и орлиный, благородных очертаний нос, - а все вместе смазывалось в маску, безвольную, жалобную. У него слезились глаза, и он прикрыл лицо носовым платочком.
- Сила барса! А зайчик зарычал, и... царь зверей лопнул, - заговорил вдруг Аббас Кули. - Пшик! Из твоей головы, вождь, один дым. Вот беда, при барсе - шакал!
- Помолчите! - рассердился Мансуров. Он слушал Шагаретт.
А она обрушила поток слов на бледноликого визиря:
- Эй ты, главный блюдолиз! Ты что, вздумал с оружием играть? Зацепился за хвост владыки и мяукаешь кошкой? Эх ты, мужлан! Велик баран, да не верблюд! Нашел любителей петушиных боев и вообразил себя воякой. Брось ружье, а то в себя попадешь. Ты что вообразил? Что здесь занимаются стрельбой, целясь в живот убитого кулана? Нарвешься на отпор, блюдолиз. Не знаю, кто из вас выберется из пучины смерти. Такое побоище учинит великий сардар, что без числа пожрут вас львы - пули. Слышу, уже джинны плачут в горах у развалин мазаров... Убирайтесь!