— Пули великого охотника настигли жалких трусов, — пискнул с торжеством бледноликий визирь. — Оба лежат там…
— Жаль коней. Кони у них были хорошие.
— Кто они такие? — спросил Мансуров. — Почему надо было в них стрелять?
Его возмутило не то, что старый Джемшид стрелял и застрелил кого-то. Его поражала полная бесчувственность, равнодушие тона, каким говорил вождь об убитых.
— Они — аллемани, немцы. Они прятались в норах. Они спасали свои души, когда узнали про приказ хватать всех немцев.
— Все немцы в высоком государстве задержаны и… — заговорил начальник уезда, но поперхнулся. — И те, кто не сопротивлялся, отправлены в тюрьму. А те, кто не хотел сдаться… — он сидя поклонился и развел руками.
Напыжившийся, самодовольный восседал вождь. Он словно говорил: «Вот сделал приятное тебе, комбриг, и твоим русским».
Вбежал крайне возбужденный Аббас Кули.
— Ля фэта иля Али! Нет юноши, подобного Али! Ля сейфа иля Зульфикар! Нет меча, подобного Зульфикару! Господин Алеша-ага, одного привезли! Раненый, окровавленный.
— Кого привезли? — важно спросил старый Джемшид.
— Привезли пастухи того, в кого вы, господин вождь, изволили стрелять.
— Аллемани?
— Да, он еще живой, хоть и тяжелый.
По узким, тесным лестницам и переходам Мансуров и все остальные спустились во двор. На каменных плитах лежал ворох грязных лохмотьев в темных пятнах запекшейся крови.
— Дайте свету! — приказал Мансуров. — Сбегайте спросите госпожу Шагаретт, в какой комнате поместить раненого. И пусть Алиев принесет из машины аптечку.
Раненый тихо стонал, пока его на чапане осторожно переносили в помещение в нижнем этаже башни. Мансуров сам занялся перевязкой. Рана была тяжелая — пуля вошла в спину и, очевидно, пробила легкое.
— Крейзе? — пробормотал Мансуров. — Вездесущий Гельмут фон Крейзе.
— Мы с вами… дороги перекрещиваются… Опять вы.
— Вам надо лежать… Разговаривать будете потом.
— Теперь уж все одно. Проклятый, стреляет хорошо… На таком расстоянии… убил… Капитан убит?
— Какой капитан?
— Капитан Вольф. Подложите мне подушку… Трудно говорить. Ого, электричество! Каа'ла шейха. Где мюршид Абдул-ар-Раззак? Убит. О, все убиты. В Меймене пуштуны выставляли наших шеренгой… Отрубали головы в порядке очереди… без всякой пощады. Рубили, как кочаны. Время. Время перемен… Узнали о наших неудачах на Волге. Не понимают, что временно, и давай рубить. Подлецы! — Слова вырывались у него с хрипом. Глаза мутнели, отсветы факела в них окончательно померкли. Он снова захрипел: — Стоял на пороге… Помните? Великая Германия… говорил я вам. Не верили… До Китая! Не верили. Я вас должен был убить. Пожалел. Поддался чувствам. Рассказал обо всем. Вы меня выручили, спасли. Поддался я тогда. Предки меченосцы заговорили во мне. Честь! Благородство! Все чепуха. А теперь пуля в легком. Все пошло прахом… — Он раскрыл вдруг глаза. Интерес зажегся во взгляде. — Прекрасная кочевница… Проявляете милосердие, прекрасная дама… За зло дарите добро! Как это похоже на женщин! Меня продырявил ее папаша, а она мне чинит ребра… Сколько зла я тебе причинил, тебе и твоему сыну, прекрасная дама, а ты…
Он кривил губы. На них выступала окрашенная кровью пена. И Шагаретт брезгливо вытирала ее платком. Она наклонилась к Крейзе:
— Ты бредишь, немец. Ты болтаешь. Засни! — Слово «засни» она произнесла с яростью, вскочила и, схватив за руки Мансурова, зашептала: — Умирать змея выползает на дорогу… Змею нельзя лечить, змее отрубают голову. Отомсти ему за меня, за сына. Он прав — больше всех он причинил мне горя… И… тебе.
Крейзе услышал. Он приподнялся на локтях, выкрикнул:
— Эриния! Ты права. Таких, как Крейзе, не щадят… — Он упал на одеяло и пробормотал: — Поход Бонапарта… Наполеон… Разве все кончено?
— Конечно! Все для вас, аллемани, кончено. Аллемани — падаль.
Вдруг Шагаретт пнула ногой затихшего Крейзе, прежде чем Мансуров успел оттащить ее, вырвалась из его рук и выбежала.
Раненый тяжело дышал, но больше не открывал глаз. Многое надо было бы у него узнать, но Мансуров пошел по лесенкам и переходам в михманхану. Он осмотрел все, что нашли при Крейзе. В маленькой, крохотной записной книжке имелись записи — цифры и отдельные буквы готического алфавита. Личный шифр полковника Крейзе. Такие шифры разбирать труднее всего, и требуется очень много времени, чтобы его расшифровать.