– Тех же щей... – проворчала Ракель. – Мне так не хочется в это верить, но ведь ложится всё ровно, деталька к детальке. Теперь понятно, почему мать из Подбени бежала. И почему в племя не вернулась.
– А чего бы ей не вернуться?
– Ты же сам слышал. – нехотя напомнила она. – Отцу отпор пытались дать, но не смогли. А значит, из-за матери все те смерти. Сверейники – народ суеверный, заклеивали бы рано или поздно. Вот она и ушла в никуда, из двух мест изгнанная...
– Иди сюда.
Ракель увернулась от загребущих рук корнета и дёрнула на себя одеяло, оставив его голым.
– Нет уж-ки. – она отбросила с лица непослушную прядь волос. – Пора нам отсюда выметаться. Таську бросили, до полудня проявлялись... кочегарка в машине холодная! Столько дел, а мы как аристократы на круизе.
– Не хочу, чтоб это утро кончалось. – потягиваясь, нараспев произнёс корнет. – Дай ещё насладиться тобой, моя богиня.
– Вставай, а не то я всё отцу-настоятелю твоему расскажу, многобожец. – предостерегала Ракель. – Он тебе ещё раз поперёк хребта съездит.
– Устинов удар не по годам крепкий, – рассудил корнет, – но твоего гнева я страшусь больше.
Пока он возился с пуговицами кителя, Ракель, уже натянувшая комбинезон, нашла момент привести в порядок волосы – и поразмыслить над словами.
Разумеется, корнет потешался, но был соблазн понять его превратно. Теперь новыми красками заиграло столь знакомое с детства чувство – когда тебя, полудикарку, сторонятся и даже побаиваются. Вот только кто бы знал, что стыдиться нужно другой своей половины – цивилизованной. Кровь дикарки и кровь убийцы дикарей, оказывается, способны смешаться, как бы разум не противился этому факту.
На выходе в коридор корнет не упустил шанса выпросить торопливый, краденный поцелуй, будто бы эта ночь – последняя, и больше ему ничего не светит. Ракель поддалась, но мыслями была не в себе, потому и тело ощущалось каким-то не своим.
– Отцу Устину хочу предложить с нами в путь отправиться. – делился Назар, спускаясь по ступеням. – Жизнь у него здесь никакая, от подаянья к подаянью. Людям до веры дела нет, город целиком безбожный.
– Так давай оставим ему провианта, чай не бедствуем. – в ответ предлагала Ракель.
Ей не по нраву была идея разбавлять устоявшуюся компанию – в особенности старым и склочным священником.
– То для тела пища, а душа всё равно голодной останется. – возражал корнет. – Ему, чтоб не зачахнуть, нужно слово своё нести по миру. В этом-то мы и поможем.
– О нём ты, вижу, задумался, а обо мне?
Ракель, не желая тянуть, раскрыла свою самую сильную карту. Назар даже остановился, чтоб выслушать.
– Больно мне после его правды. – убеждала она, цепляясь за пальцы корнета. – Всё внутри трещит. Лучше будет, если мы дальше своими силами разберёмся.
– Устин больше лишнего не скажет, это я тебе обещаю. – он приложил её ладонь себе к сердцу. – Уверен, что про отца твоего он и хорошего много знает. Ведь приходил человек на исповедь, сам приходил – значит, не потерян.
– Вот увидишь, он даже не захочет с нами ехать. – Ракель развернулась и толкнула дверь.
Всю уверенность она растеряла, только выйдя наружу. Устин и Тася ждали перед крыльцом гостиницы, в арендованной велоповозке. Настоятель сменил мантию на брезент, и за рулём смотрелся как влитой.
– Что за чудеса, отче? – удивлялся Назар. – Как отыскали нас?
– Сам здесь бывал. – объяснял Устин. – Едина дорога тем, кому податься боле некуда.
Корнет попытался прогнать настоятеля с педалей, но тот указал ему на место рядом. Ракель прыгнула в кузовок, к Таське.
– Днём волос причёсанный, значит ночью шибко лохматый был. – прошептала на ухо Тася, довольная своей проницательностью.
– Напомни потом про костры тебе рассказать. – в ответ шепнула Ракель.
Тесету вела себя так, будто не слыхала никаких страстей от настоятеля, и за доверие хотелось отплатить ей доверием.
– Трапезничать едем? – спрашивал Устин.
– Нет, на стоянку. – решила Ракель. – Пообедаем со своих припасов, а червонцы нам в пути пригодятся...
По дороге она посвятила всех в замысел, что родился с подачи корнета на ночной прогулке. Тася, взбудораженная новым путешествием, по памяти пересказала дорогу до становища Сверейников, Назар ловил её на промашках, отслеживая путь по карте. Отец Устин, слушая их галдёж, правил тележкой и улыбался. Его никто не приглашал, но и не гнал, и это подвешенное состояние требовалось исправить.
Ракель привлекла внимание корнета щипком за бок, взглядом дала ему нехитрый знак.