– Вторая претендентка на Изгнание. – председатель сделал паузу, чтобы не обгонять стенограмму. – Гражданка Ракель Митриевна... фамилия как ваша?
– Отсутствует. – ответила Ракель. – Нет фамилии.
– Нет фамилии. – повторил председатель. – Швея-сапожница на обувной фабрике «Товарищества Резман и Ромня». Виновна... – он удивлённо поправил очки, вчитываясь в лист. – Виновна в мошенничестве и лихоимстве с применением денег.
Денег. Одно слово, звонкое, как удар в колокол. Ракель вдруг вспомнила красочный плакат. «Бартер – нет ничего честнее! Видишь монетаря – гони его в шею!» Плакат. Кафетерий. Марта. Подруга знает твою тайну – гони её в шею. Изгони её.
Всё сложилось в такой очевидный вывод, что Ракель едва не засмеялась вслух. За что изгнали человека в прошлом году? Как раз за деньги. Одного раза достаточно, чтобы проследить успешность схемы на практике, и вместе с тем слишком мало, чтобы люди начали что-то подозревать. К тому же, если информация поступила от бдительной фаворитки, то никто и проверять ничего не стал.
Но ведь не было никаких денег! Можно ли протестовать? Корнету, вон, целое лукошко напихали, едва ли не свержение бургомистра, а он стоит, терпит. Как быть?
– Позвольте сказать, господин председатель. – подал голос корнет.
– Говорите. – отозвался Невеляк.
– Хочу досрочно прибегнуть к своему праву... вызваться на Изгнание. Добровольно.
– Такими словами, Назар Леонович, бросаться не принято. – с улыбкой пожурил Невеляк. – Попрошу не забывать, что в стенограмме фиксируется всё, вплоть до каждого чиха.
– И пусть. – настаивал корнет. – Я не шучу. Если кого-то из нас двоих и гнать за стену, то лучше меня.
Ракель не сдержалась – повернула голову налево так, что аж шея хрустнула. Корнет стоял неподвижно, ровно, глядя в никуда. Что теперь делать – соглашаться, отказываться? Молчать. Молчать, чтобы ничего не испортить.
Члены Канцелярии оживлённо шептались, пока Невеляк не дал им знак замолкнуть.
– Канцелярия согласна удовлетворить Вашу просьбу. – объявил председатель. – Вот, что значит офицер! Действительно – ваше благородие!
Восторженные вопли прервала трель телефонного аппарата со стола – председатель даже вздрогнул от неожиданности.
– Невеляк слушает... – рапортовал он. – В процессе. Вызвался. Да-да, понимаю... будет сделано! – председатель спустил трубку. – На чём мы остановились? Ах, да, просьба офицера. Вердикт Канцелярии утвердительный. Изгоем выбран гражданин Порытинский.
Корнет шумно выдохнул с чувством выполненного долга.
– И гражданка без фамилии. Изгнана по особому ходатайству бургомистра Трепенина. – веско добавил председатель.
Уцепиться мыслями за происходящее становилось всё сложнее. Ракель неподвижно и молча стояла под пристальным взором председателя, но внутри у неё всё тряслось. Вот оно, спасение – только показалось и ушло прямо из-под носа.
– Как же так? – возмутилась женщина из Канцелярии. – Разве можно двоих сразу?
– Можно-можно. Прецеденты были. – Невеляк ударил в колокольчик в знак конца заседания. – Последнее слово для изгоев. Желаете высказаться, Назар Леонович?
– Желаю. – уверенно гавкнул корнет. – Ошибку свою признаю, но по-другому поступить не мог. Службу я нёс исправно и жалеть ни о чём не собираюсь. А ещё... ещё сапоги ваши – говно. Лучше уж босиком.
Окончив свою речь, корнет начал неуклюже разуваться – кандалы на руках несколько осложняли дело. Весь зал успел оценить грязные красно-коричневые бинты, что покрывали его истёртые ступни. Стенографистка сидела в замешательстве – фиксировать, или нет?
На этом представление не закончилось. Первый сапог взлетел в воздух, шлёпнулся о потолок и упал перед трибуной замертво. Когда о стену ударился второй, Ракель уже не скрывала своей улыбки. Рядом с таким долбоёбом и умирать не страшно.
– Что ж, учтём. – прокашлявшись, ответил председатель. – Передадим пожелание куда следует. Ваше слово, Ракель Митриевна.
– Я хочу сказать... хочу сказать, простите, но у меня так не получится. – Ракель указала на брошенный сапог. – Мне жаловаться не на что. Жила нормально, не хуже других...