* * *
Сколько свойств у пламенных стрел любви!
Страсть рождают они, распаляют ревность,
Ссорят нас, разлучают нас, а в разлуке
жгут живьем — и притом умереть не дают.
* * *
Лишь в надежде увидеть тебя, жестокий,
новый красный наряд надела бедняжка
И по всей деревне, от дома к дому,
носит сладкие праздничные угощенья.[11]
* * *
Ты кому шлешь привет, ладони сложив,
притворяясь, что молишься светлому Сурье?
Эй, сынок, разве славят победу богов
и при этом косятся с улыбкой лукавой?
* * *
Как чудесны пугливые тайные ласки:
тьма, чуть слышные вздохи, ночник погашен,
И, дрожа, уклоняясь от страстных укусов,
сотни клятв горячие губы шепчут.
* * *
По кому ты тоскуешь, кого вспоминаешь?
Эту песню ты звонко всегда напевала —
Что ж теперь так невнятно слова произносит
перехваченное печалью горло?
* * *
Ночь ужасно темна. Я в доме одна.
Муж с утра отправился в путь далекий.
Эй, не спи, сосед, приходи! А людям
я скажу: от воров ты мой дом стерег.
* * *
Многим, многим ты тайную боль причиняешь:
рядом с юной твоей красотой заметней,
Что разрушилась их красота, как с годами
разрушаются старые наши селенья.
* * *
День за днем растущую боль разлуки
даже тысячью снадобий не исцелить —
Нет от горестной муки этой лекарств,
кроме сладостной муки — желанья смерти.
* * *
Растерялся он, бедный, а я смеялась,
прижималась к нему — и тщетно пытался
Развязать он узлы на моей одежде,
не заметив, что я их уже развязала.
* * *
О любимый, позволь сказать откровенно:
ты не так меня ранишь сердитой бранью,
Как такой обходительной, гладкой речью:
хоть слова и блестят, а не греют душу.
* * *
О гордячка! Уж если ему отдалась,
от досады не плачь и не злись напрасно
На лианоподобные руки свои,
что так страстно дрожат, его обнимая.
* * *
«Ночью встречусь с нею вон в тех кустах!» —
размечтался в поле крестьянский парень,
А бобы, отобранные для посева,
выпадают наземь из потных рук.
* * *
Не поняв, что от ласк она чувств лишилась,
«Умерла!» — он решил и кинулся прочь,
А цветущий у места их тайной встречи
улыбнулся вдогонку хлопковый куст.
* * *
К тем удача приходит, кто дерзко пляшет,
рядом с милым дрожать-вздыхать не забудет,
А вот мы — неудачницы: встретив любимых,
мы весь мир, мы самих себя забываем.
* * *
Вот во тьме полночной жена-распутница
под раскидистым деревом ждет любовника,
Чутко слушая шелест листвы опавшей:
не дружок ли крадучись приближается?
* * *
Хоть обидой мне сердце ты ранил, милый,
не хочу умирать я — хочу твой образ
Отпечатать в душе так ярко и крепко,
чтоб тебя полюбить и в новом рожденье.
* * *
Ах, подружка моя! На заре так грустно
кто-то пел, о любви своей вспоминая,
Что опять и болит, и горит мое сердце,
обожженное стрелами Камадэвы.
* * *
Лишь вздыхать остается старшей жене,
чьи увяли щеки, обвисли груди,
Потому что у младшей день ото дня
и румянее щеки, и груди круглее.
* * *
Хоть давно уже голоден старый слон,
но сейчас он вспомнил свою слониху —
И в печально поникшем хоботе вянет
связка сочных лотосовых стеблей.
* * *
«Не сердись, дорогая!» — «А кто рассердился?» —
«О моя дивнобедрая, ты рассердилась!» —
«А с чего мне, скажи, на чужого сердиться?» —
«Кто ж чужой?» — «О господи! Ты, конечно!»
вернуться
11
Стихотворение связано с «Праздником жасмина»; по обычаю, во время этого праздника женщины разносили по всему селению сдобные пироги.