6
…
* * *
Увидал он, что слишком сжал мою руку,
начал дуть на нее — осторожно, тревожно,
И тогда любимого с тихим смехом
я другой рукой обняла за шею.
* * *
Молви, милый: какие грешки да проступки —
те, что ты совершил, совершишь, совершаешь, —
Могут быть прощены, а какие не могут?
Что на это, бессовестный мой, ответишь?
* * *
Как умен тот супруг, что жене вспылившей
власть не выказал, нежным рабом притворился,
Ей польстил — он прощен и обласкан будет,
но как жалок упрямый гордец-супруг!
* * *
Было наше жилище богатым, светлым,
а уехал любимый — и стало печальней,
Чем пустырь за воротами нашей деревни,
где святая смоковница вырвана с корнем.
* * *
Между бурных ласк наступает затишье,
но едва отодвинется муж хоть немного,
Сразу чудится мне, будто он — на чужбине,
будто я — покинута им навеки.
ИЗ «ВТОРОГО СТОСТРОФИЯ»
Сколько раз мы советовали подружке,
чья душа горит от стрел Камадэвы,
Чтоб сердитой, обидчивой с милым была,
но, увы, хоть бы раз притвориться сумела!
* * *
В этих кущах чудесных, у волн Годавари,
вся ты в пышных белых цветах, мадхука,
До земли ты под грузом цветов склонилась,
но поверь: их все понемногу сбросишь!
* * *
Горько плачет покинутая любимым,
обрывая остатки цветов с мадхуки,
Будто косточки друга находит в пепле,
где его костер догорал погребальный.
* * *
Не забыть забавы нашей счастливой:
у ступней он моих возлежал, влюбленный,
И со смехом пальцами ног хватала
я за кудри его — да к себе тянула.
* * *
Вон продрогший на зимнем ветру жестоком
бедный путник у входа в наш сельский храм
Жжет солому, костер ворошит, чтоб повыше,
как ученый медведь, заплясал огонь.
* * *
Посмотрите-ка, тетушка: кто-то сбросил
небеса голубые в наш пруд деревенский!
Что же заросли лотосов не измяты
и пугливые гуси не разлетелись?
* * *
«Он совсем еще глупый, невинный ребенок!» —
о сыночке молвила мать Яшода,
И зарделись, смеясь, красавицы Браджа,
страстно глянув тайком на юного Кришну.
* * *
Долго тучи скрывали вершину Виндхьи,
застилали поросшие лесом склоны,
А теперь расползаются, прочь уплывают,
будто кожу менять начала гора.
* * *
Смотрят дикие жители гор — пулинды,
свои меткие луки держа наготове,
Как по склонам Виндхьи новые тучи
поднимаются стадом громадных слонов.
* * *
Склоны Виндхьи в подпалинах летних пожаров
засверкали теперь в пене туч осенних,
Будто брызги Молочного Океана[6]
поднялись под руками могучего Вишну.
* * *
Рассмеялись соседки, когда их подружка,
пеленая первенца, громко сказала:
«И какое мне дело теперь, если муж
перед сном о чем-то меня попросит!»
* * *
Облик девушки этой, снявшей одежды,
был для наших взоров нежданным чудом,
Был небесным светом, бесценным кладом,
а по меньшей мере — глотком нектара!
* * *
Знаю: любишь ее, но женат на мне,
ненавидишь меня, а она — тебя!
Да, дружок-муженек, права поговорка:
«Сколько видов цветов, столько видов любви!»
* * *
Возле рощи, наполненной звоном пчел,
растревоженной свежим весенним ветром,
О любви и разлуке поет пастушка —
так поет, что шаги замедляет путник.
* * *
Вот жена молодая — с улыбкой лукавой —
подогрела воды, усадила мужа,
Стала мыть, щекотать, ласкать его ноги,
хоть закат еще не померк над рощей.
* * *
вернуться