– Грудь болит вот здесь. Он прямо в грудь меня бил ногой специально. Я когда упала…
Голос… голос – женский, очень мягкий, немного низковатый, исполненный боли и страдания.
Катя сразу поняла – перед ней женщина.
– Пишите заявление, Кора, – сказала Лиля Белоручка. – Марина, и вы тоже. – Она подвинула к женщине-карлику лист бумаги и дала шариковую ручку.
– Лиля, что у вас тут происходит? – спросила Катя.
Лиля лишь глянула на нее, скулы очертились еще резче под тонкой кожей.
– Может, не надо писать никакого заявления? – спросила Кора.
– Пишите заявление, мы возбудим уголовное дело о нападении на вас.
– На меня дважды уже нападали до этого. Я не обращалась в полицию. Один раз вечером в переходе на лестнице так толкнули сзади. Я грохнулась, боялась, что ногу сломаю. А сегодня мы с Маришкой вышли из такси… Я даже не видела их – как они на нас налетели. Один что-то про Лигу кротких против Содома орал и ударил меня. Я упала на колени. А он меня ногой в башмаке в грудь вот сюда… Грудь болит… и еще в промежность ударить пытался, думал, наверное, что у меня там яйца, как у мужчины. – Та, которую звали Корой, рассказывала все это медленно, словно с усилием. – Я согнулась, а он меня сверху ударил склянкой с зеленкой. Вот теперь вся зеленая буду. Орал, что я трансвестит бородатый… А я женщина – такая же, как вы и вы.
Кора обернулась к Кате. Глаза – темные, полные муки и слез. Борода…
– Я знаю, – сказала майор Белоручка, – пишите заявление о том, как на вас напали.
– Я женщина. Я никаких операций себе не делала. И пол не меняла. Он, тот, кто бил меня, наверное, решил, что я пол меняла. А я – никогда. Таких, как я, прежде в цирках показывали в шоу уродов…
Катя смотрела на бородатую женщину по имени Кора.
– Да, в шоу уродов, – повторила та, – это ведь уродство… Я раньше все эпиляцию делала. Все пыталась избавиться. Но уж очень густо растет. Это генетика такая жуткая, наследственность… Косметолог сказал, что бороться невозможно. Раздражение пошло по всему лицу на коже сильнейшее. Так и до рака кожи может дойти. Так что я эпиляции забросила. И теперь хожу вот так. Уж какая есть. – Кора прижала руку к груди. – Ох, болит сильно… Да, я хожу такая, какая есть, как меня природа-мать создала-изуродовала. А он… этот, из Лиги, бил меня ногами… А я все равно не стану бороду сводить, потому что эпиляция не помогает. И еще по одной причине.
– По какой? – спросила Лиля Белоручка.
– По той, что… ну надо же как-то всему этому сопротивляться. Противостоять.
В пятом кабинете наступила пауза.
– Пишите заявление, пожалуйста, – в который уж раз попросила Лиля, – и я сделаю все, что смогу.
Карлица по имени Маришка склонилась над листом бумаги. Бородатая Кора тоже взялась за авторучку.
– А как писать? – спросила она.
– На имя начальника ОВД. Заявление. Пишите в произвольной форме, все подробности, как на вас напали. А потом вас, Кора, отвезут в больницу на освидетельствование. Надо снять и зафиксировать наличие побоев. – Лиля внешне казалась бесстрастной.
– Меня не били, но зеленкой облили, – тоненьким детским голоском сообщила карлица Маришка. – Это когда я его от Коры оттащить пыталась. Он совсем озверел, этот мужик. Что-то про либерастов-педерастов орал. Хорошо, что Кора в этот раз серьги не надела. А то бы из ушей вырвали, мочки бы разорвали к черту.
Лиля кивнула Кате – пойдем выйдем, пока потерпевшие будут писать заявления.
Катя молча повиновалась подруге.
Они прошли в дежурную часть. Рыжий парень из Лиги кротких сидел на стуле под охраной патрульного. В глазах – бешенство.
– Вы что тут себе позволяете? – прошипел он. – Вы начальник, да? Я спрашиваю – вы начальник?
– Я начальник, – Лиля выпрямилась во весь свой маленький рост.
– Я протестую! За что меня задержали? Это их надо задержать за непотребство! В таком виде – в платье средь бела дня разгуливает трансвестит-извращенец! Это оскорбление чувств, это разврат! Это торжество Содома и Гоморры!
– Прекратите кричать.
– Щас мой адвокат явится, так вот один звонок – самизнаетекуда, – и вас всех тут не станет. Всех без пенсии выгонят!
– У него на пальцах следы зеленки, – Лиля обратилась к дежурному, – фактическое доказательство. В камеру его.
– Меня в камеру? Извращенцев покрываете! – заорал рыжий истошно. – Лига кротких против Содома! Один звонок – и вас всех вон, вон бездельников, взяточников. Мы за порядок, мы за идеальный порядок и за торжество морали. А вы берете под защиту этого развратника, этого грязного вонючего трансвестита…
– И трансвестита я возьму под защиту против вас, – сказала Лиля, – только она – потерпевшая, на которую вы напали, избивали и облили зеленкой, она не трансвестит. Она женщина.
Рыжий из лиги поперхнулся слюной.
– Она женщина, – повторила Лиля, – ты на женщину напал. У женщины физический недостаток. Фактически она инвалид. Ты напал на женщину. Никакой адвокат тебе не поможет. Я тебя посажу. Слышишь ты, подонок, я тебя посажу!
– Лиля, Лиля, спокойнее, – Катя взяла подругу за локоть, – держи себя в руках.
– В камеру его, – приказала майор Белоручка, – а потерпевших на освидетельствование в больницу. И не сметь при них ухмыляться или пялиться на ее внешность. Слышите вы?
– Да мы и не пялимся, – вздохнул дежурный, – охо-хо…
– Тот, второй задержанный, бывший десантник, где?
– Он в уголовке, мы пока его не допрашивали.
– Я сама его допрошу, – сказала Лиля и снова кивнула Кате: пойдем со мной, моя подруга.
Моя милая подруга, что предостерегает и советует держать себя в руках…
Они поднялись по лестнице на второй этаж, в отдел уголовного розыска. В одном из кабинетов под присмотром хмурого пожилого опера, годившегося майору Белоручке в отцы, еще один задержанный. Толстый, здоровенный мужчина в спортивной куртке-бомбере. Под курткой – тельняшка. В пудовом кулаке смятый голубой десантный берет.
– Ваша фамилия Мамин? – спросила Лиля.
– Мамин я, Олег. Слушайте, давайте во всем разберемся нормально, по-хорошему, – сказал парень в тельняшке басом.
– Давайте по-хорошему. – Лиля присела на краешек стола. – Вы потерпевших вроде как не били.
– Я их пальцем не коснулся.
– Ну да, в сторонке стояли, наблюдали.
– Вы поймите меня. Я вообще ничего такого не хотел. Думал, у нас просто пикет от Лиги кротких. Они обращаются иногда, ну, за поддержкой. Они вроде как такие богомольные там, правильные все из себя. Он, этот, из Лиги, как увидел их, стал орать про непотребство, про то, что трансвестит ребенка совращает, с ребенком среди дня разгуливает, переодетый в женское платье. Я сначала не врубился, думал, правда – девчонка. Потом пригляделся, а это женщина взрослая, только карлица.
– Покажите руки, – попросила Лиля.
Парень в тельняшке вытянул вперед ладони.
– Чистые. – Лиля кивнула.
– Да не трогал я их.
– Вы в армии служили?
– Да.
– В десанте?
– Ну, так.
– Защитник слабых, герой.
– Да я…
– Она женщина, – сказала Лиля, – она не трансвестит. Она женщина с физическим недостатком. У женщины избыточный волосяной покров на лице, борода растет. Она вон говорит – раньше таких уродов в цирке показывали. Думаете, легко ей это говорить? Жить с внешностью такой?
Парень в тельняшке моргал глазами.
– Женщина? – спросил он тупо.
– Женщина с физическим недостатком, по сути и так жестоко наказанная природой, жизнью. А вы на нее напали. Унизили публично, избили, облили зеленкой этой поганой!
– Да я думать не думал…
– Вот что, Мамин, я к вашей совести взываю и к вашему сердцу. – Лиля смотрела на парня. – Я не знаю, кого вы там поддерживаете, какую Лигу кротких… Я к вам обращаюсь сейчас как к нормальному человеку, как к мужчине. Этот из Лиги несколько раз ударил женщину с физическим недостатком ногой прямо в грудь. Фактически бил инвалида. Вы это видели?