Катились по небесам сиреневые солнечные шары.
В цветке лотоса, повисшем прямо в воздухе, лежала, откинув левую руку, а правую заложив за голову, беловолосая княгиня радости. Мурат приблизился к ней, откупорил кувшинчик, влил снадобье между розовых губ. Она вздохнула, открыла глаза, улыбнулась, приподнялась и села в цветке, от чего все вокруг заулыбались, принялись обниматься, а деревья с серебристыми плодами высоко подняли свои ветви. Цветной свод радуг восстал над деревьями. Послышалась тихая музыка. Нет, то пели не птицы, ни одного зверя, или птицы, или хотя бы ящерки Мурат не заметил окрест. То пели, он был уверен, сами деревья. Казалось, он различает нежные, как струенье ручья, слова: «Княгиня радости, драгоценность в цветке лотоса, здравствуй!»
Витязь, обнявши бережно княгиню радости, повернул усталое лицо к Мурату:
— О, иноземец! Востребуй любую награду за спасение княгини.
— Дедушка всю свою жизнь лечил бесплатно, — сказал Мурат. — Грех наживаться на несчастьях и бедах. Могу и других поврачевать, трав с собой много.
Лисью болезнь лечу, затвердения в почках, онемения членов, камни выведу из мочевого пузыря.
— Благодарствую, врачеватель. Однако в нашем мире болезни случаются два-три раз. а в тысячелетке, не чаще. А от награды отказываться не изволь.
Дальнейшее произошло как в сказке. На глазах у Мурата Токо и ослик превратились в людей. Токо стал кудрявым юношей в кожаной накидке, его неизменный спутник — мужчиной в рваном рубище. Они тоже стали просить за старика, бывший ослом даже упал на колени и руки к обоим солнцам простер. Витязь поднял его властным жестом руки.
— Будет исполнено, — сказал голос. — Теперь выбирай, о врачеватель: остаться навечно здесь или вернуться на Землю.
— Нет, только не на Землю, только не на Землю! — запричитал в рубище. — Я был там нищим и просил медяки на базарах, а сам владел неисчислимыми сокровищами, и небо меня наказало, обратив в осла. Но клянусь, здесь я брошу презренное мое ремесло. Никуда я отсюда не хочу, пусть хоть в кандалы закуют! — С этими словами он содрал с себя рубище и оказался в парчовом одеянье.
— За твое признание ты заслужил свет, — сказал голос.
Блистающий парчой приблизился к Мурату. По щекам его текли слезы.
— Прости меня, хозяин, — сказал он. — И ты, Токо, прости. Теперь до конца моих дней я буду лекарем, как наш дедушка Турсун… Простите, милые братья, на вечные времена. — И скрылся в нежно поющих цветах.
Кудрявый юноша молчал.
— Пожалуйста, летучие джигиты, отправьте меня обратно, как было обещано, — сказал Мурат. — Только не в пещеру, а в Чарын. Травы, настойки и взвары оставляю убежавшему в заросли. Они ему пригодятся.
Может, и ты, Токо, начнешь врачевать?
— Я возвращаюсь с тобой, маленький хозяин, — тихо выговорил Токо.
— Помни: близ колесницы земного времени случится обратное превращение, — сказал голос.
— В дорогу, маленький хозяин. В обратную дорогу, — сказал Токо.
— Готов ли ты в недлящийся путь? — спросил голос.
И ни мгновения не раздумывал Мурат.
И восстали столбы тьмы, прежде чем сквозь прозрачный пол летучего корабля стал заметен на бархате, расшитом алмазами, живой шар — сплошь золотистыГ:, розовый и голубой, без единой мутной прожилки. Да, был он совсем живой, и бока у него вздымались и опускались, как у зверька.
Весь обратный путь Токо молчал. Он отчужденно бродил среди ползающих изумрудных холмов. Мурат не решался сам к нему подойти, спросить, кем он был в прошлой жизни. А однажды он увидел возле озера с плоскими, как блин, рыбами, прежнего Токо. Пес взвизгнул, за-лаял и положил ему, как раньше, лапы на грудь.
Когда холмы перестали ползать, а весь корабль наполнился пыхтеньем, Мурат уже знал, что пора сходить по стеклянному мостику на землю.
Они оказались в зарослях саксаула. Сквозь негустые ветви виднелись вдали глинобитные дома. Солнце — одно солнце, и не сиреневое, а обычное, светозарное, — взошло недавно, но было уже тепло. «Значит, теперь июль, мы же улетели в начале марта», — отметил Мурат про себя. И «Канон врачевания» в плаще, и ружье, и часы на цепочке оказались неведомо кем положенные на песок.
Тут драконье пыхтенье смолкло. Мурат оглянулся.
Дерево- исчезло. Там, где оно стояло, еле дымились на песке светло-коричневые разводья.
— Вы самые глупые животные во всем нашем Чарыне! — донесся со стороны домов голос мальчишкиподпаска. Он кричал на баранов. По-уйгурски.
— Зачем ты не остался у княгини радости? — спросил у Токо Мурат. Пес безмолвствовал.
— Сказка красивая, — сказал я. — Деревушка, даже подземное озеро — вполне допускаю. Но картины со скульптурами в светящихся пещерах?..
— Светящиеся пещеры не диковинка. Как и картины в них. В Китае известен огромный лабиринт «Тысяча пещер». В некоторых находят засохшие мумии. В Иране и Ираке описаны пещеры говорящие.
В них тоже видно солнце, как сквозь слюду, и в зависимости от хода светила слышны голоса, повествующие о разных загадках древности.
— Выходит, солнечный луч — как игла, а вертящаяся Земля — грампластинка? Пьезоэффект?
— Ого, какие словечки знают нынче гуманитарии! — поднял бровь Учитель. — Примерно, хотя много сложней. Кстати, некоторые моменты из Муратовой эпопеи можно, конечно, считать бредом, галлюцинациями, чем угодно. Но в одном им не откажешь: они точны, эти сюжеты картин в пещерах или мифологические представления о превращениях животных в людей. А «Канон врачевания» я собственноручно преподнес президенту академии.
— Если добавить ружьецо и часы с цепочкой, которые я тоже держал в руках, останется единственный зопрос. Куда исчез его верный Токо? — сказал я.
— Мурат не захотел мне это объяснить… О, он еще нас кое-чем порадует, этот смышленый уйгурский глальчик.
Этот смышленый мальчик два года спустя оказался уже в университете, удивляя всех своей памятью. Перед ним раскрывали страницу незнакомой книги, и, прочтя текст, он тут же шпарил его наизусть.
На четвертом курсе этот смышленый мальчик подарил Сергею Антоновичу (а потом и мне) красиво изданные огромные тома перевода Авиценны. А защитился он раньше меня. На три недели, но раньше…
Да, было о чем вспомнить, покуда я добирался в Москву, летел в Рим, а потом в аэропорту, увековечившем своим названием имя Леонардо да Винчи, несколько часов ждал самолета в Палермо.
4. Озеро спящих ласточек
— ЭОНА, ТЫ УТВЕРЖДАЕШЬ, ЧТО КРАСОТА СПАСЕТ МИР, ЗАСТАВИВ ЧЕЛОВЕКА ПЕРЕСТРОИТЬСЯ ПО СВОЕМУ ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ?
— Я УТВЕРЖДАЮ: КРАСОТА — ЭТО НЕ ТОЛЬКО ПРЕКРАСНАЯ ФОРМА, НО ПРЕЖДЕ ВСЕГО СМЫСЛ ОСВОЕНИЯ МИРА ЧЕЛОВЕКОМ.
— ОДНАКО МИР ЗЕМНОЙ, НАПРИМЕР, СУЩЕСТВОВАЛ ВО ВСЕЙ КРАСЕ МИЛЛИОНЫ ЛЕТ ДО ПОЯВЛЕНИЯ НАШИХ ПРАЩУРОВ. И НЕ БЫЛО НЕОБХОДИМОСТИ В ЕГО СПАСЕНИИ.
— ЕГО СПАСЕНИЕ — В ИЗВЕЧНОМ СОВЕРШЕНСТВОВАНИИ И НАКОПЛЕНИИ КРАСОТЫ. ПРИМЕНИТЕЛЬНО К ЧЕЛОВЕКУ МИР СПАСЕТ КРАСОТА ДЕЙСТВЕННАЯ. КРАСОТА ПОДВИГА, БЕЗОТЧЕТНОГО ПОРЫВА. СОСТРАДАНИЯ К БЕДАМ И НЕСЧАСТЬЯМ ВСЕГО ЖИВОГО. ЕГО СПАСЕНИЕ — В ВЕЛИЧИИ ЖЕНЩИНЫ, СУМЕВШЕЙ В УРОДСТВЕ РАСПОЗНАТЬ КРАСОТУ. ПОМНИШЬ, КАК ОНА ВО СНЕ ПРИЖИМАЛАСЬ ЩЕКОЮ К ЛИЦУ ГЕРОЯ, У КОТОРОГО НЕ БЫЛО ЛИЦА… ВСПОМНИ, КАК ОДНАЖДЫ В ДЕТСТВЕ ТЫ ПРОСНУЛСЯ И…
Я проснулся оттого, что у меня по лицу ползал жучок, а может, муравей. «Откуда в конце марта в доме мураши или жучки?» — подумал я и раскрыл глаза.