– Господа! – воскликнул Его Высочество, обращаясь к своей свите. – Сегодня и завтра – пир в честь моего нового друга, сэра Вальдара, спасителя моего брата и нашего короля Ричарда!
– Я понял, – услышал я в мозгу унылый голос Лиса, – затягивать на обед под угрозой оружия – национальная английская традиция.
– Ладно, ты, этнограф хренов! – обиделся я за родную страну. – Лучше сообрази на трезвую голову, чем на этот раз расплачиваться будем?
– А неплохо бы сейчас плотно поесть, – мечтательно-аппетитно присоединился к. нашей мысленной перебранке Виконт.
Наконец кортеж, вернее сказать, конвой, закончил почетное построение вокруг нас, и длинная колонна всадников, блистая доспехами и разноцветном одеяний, двинулась все-таки в Ноттингем, где, как мы уже знали, находилась резиденция принца Джона.
Предшествуемые трубами и скороходами, мы неслись по местному пейзажу, поднимая всю пыль, накопившуюся на дороге за последние несколько веков. Попадавшиеся изредка нам навстречу фигуры крестьян, казалось, были изваяны Всевышним одновременно с окружающим ландшафтом; и та подвижность, с которой они сгибались в поклоне при виде леопардов Плантагенета, была, пожалуй, даже странной и неуместной.
...По этой дороге нам с Лисом ездить уже доводилось. И мало что изменилось на ней с тех пор. Но тогда... Наша задача была уже выполнена, и, потратив несколько дней на отдых и чревоугодие, мы, гордые собой, возвращались в постылые стены родного Института. И воспоминания наши были легки и приятны, ибо что может быть приятнее, чем воспоминания о победоносном шествии по стране после плотного ужина.
Могучая эскадра под предводительством новоиспеченной грозы морей графа Шамберга, несмотря на его героические попытки управлять вверенным ему флотом, все-таки причалила к скалистым берегам Туманного Альбиона. Великая армия, стоявшая под знаменами короля Ричарда, на момент высадки насчитывала чуть более десятка рыцарей и около полутора сотен латников и лучников. Оказавшись на твердой почве, граф Шамберг, придя в себя и с радостью сбросив опостылевшую шкуру морского волка, как и подобает рыцарю Атакующей Рыси, моментально осадил ближайшую к месту высадки крепость.
Еще последние воины сходили с кораблей на берег, когда первые уже отчаянно переругивались со стражей на стенах, обалдевшей от столь стремительного натиска. Крепость Бансингтон, обитателям которой первыми посчастливилось узнать о возвращении блудного монарха, едва успела поднять мост и закрыть ворота перед неизвестно откуда появившейся оравой головорезов во главе с имперским бароном.
Возмущенный таким неуважением к августейшей особе короля, Росс потребовал немедленно вернуть мост и ворота в исходную позицию, угрожая в противном случае сжечь город дотла. Отважный комендант Бансингтона сэр Джордж Лесс, ставший вскорости лордом Суффолком, демонстративно напялил на голову рогатый шлем и занялся проверкой готовности гарнизона к бою, игнорируя наглые домогательства нашего друга. Меркадье и менее рослый, но не менее мускулистый Шамберг, поплевав на ладони, взяли в руки по внушительной секире и не менее демонстративно начали рубить дуб, росший на расстоянии полутора выстрелов из лука от стен.
Мы с Лисом также было настроились поучаствовать в молодецкой забаве, но все испортил Ричард. Примчавшись на взмыленном коне, он в весьма недвусмысленных выражениях заявил, что не позволит нам сжигать его собственные крепости. Шамберг и Меркадье несколько приуныли, но, право же, штурм был уже излишним. Заметив фигуру короля, гарцевавшего ввиду стен, доблестные защитники Бансингтона во главе с комендантом огласили воздух приветственными воплями и начали подбрасывать вверх свои шлемы.
“И в воздух чепчики бросали”, – прокомментировал увиденное мой напарник. Уже через несколько минут гарнизон крепости, зарыв секиру войны, яростно братался с непобедимым воинством короля Ричарда. Наскоро подкрепившись голубями мира, плотной стаей летавшими вокруг города, Ричард грохнул кулаком об стол и разразился получасовой речью, смысл которой сводился к классическому утверждению, что “Победа будет за нами, враг будет разбит!”.
Я, Лис и еще несколько человек, имевших несчастье быть обученными грамоте, последующие несколько дней занимались унылым писанием агитационных прокламаций, диктуемых Его Величеством. А еще через несколько дней под стенами Бансингтона находилось более трехсот рыцарей и не менее четырех с половиной тысяч иного войска. Здесь мы распростились с нашим венценосным другом, но, как сообщали агентурные данные, подобная демонстрация силы вполне убедила принца Джона не совершать опрометчивых поступков.
Взяв с собой первых лордов и два десятка рыцарей для охраны, он, раскрыв объятия, поспешил к побережью, дабы припасть к братской груди и оросить кольчугу на ней потоком скупых слез братской радости. Не знаю, как себе представлял высадку Ричарда Отгон Лейтонбургский, но, наблюдая это победное шествие, я невольно подумал, что здесь король вполне обошелся бы и без нашей помощи.
Печально вздохнув, я напомнил Лису, желавшему урвать пару-тройку листиков от лавров Ричарда Львиное Сердце и посему рвавшемуся вослед королю, что где-то там, в далеком родном мире, в тиши кабинета, набитого шедеврами великих мастеров, страдает от разлуки наш обожаемый шеф. Лис тут же помрачнел, ибо понял, что каждый лишний день разлуки сулит нам долгие часы унылого распекания.
– Может, ты объявишь меня пропавшим без вести? А потом, недельки через две-три, я обязательно появлюсь, – безнадежно осведомился Лис, жалобно глядя мне в глаза.
– Э-э, нет, друг мой. Мы вернемся вместе, – ответил я. – Нести тяжкий крест общения с Отпрыском в одиночку я не намерен.
Посему триумфальный въезд Ричарда в коленопреклоненный Лондон нам лицезреть не удалось. Вместо этого шоу мы любовались скорбным ликом исстрадавшегося от тоски по нам Готлиба фон Гогенцоллерна, выдававшего свои соображения по поводу прошедшей операции. По его словам выходило, что операцию мы провалили с блеском, что конечный результат никоим образом не является следствием нашей бурной жизнедеятельности в том несчастном измерении, что с таким же эффектом можно было бы подвергнуть Трифель ракетному удару; и вообще, судя по тому, что наша доходная часть превысила расходную, он хотел бы знать, чем мы там, собственно говоря, занимались. Представленный нами отчет Отпрыска явно не удовлетворил.
Но самое худшее ожидало меня не здесь. Послонявшись полдня по Институту в надежде найти Арви Эмрис, дабы, как и было обещано, сложить к ее ногам славу своего деяния, я не обнаружил даже туфельки с этой ноги. Отчаявшись найти ее, я, наплевав на все законы субординации, ввалился к старине Зефу и напрямик спросил его о местонахождении Арвешки.
Рассел несколько помрачнел и указал мне на глубокое кожаное кресло: “Присаживайся”. После этого он подошел к великолепному доспешному набору работы миланских мастеров и, засунув руку под забрало шлема, что-то повернул. Кираса мягко опустилась, демонстрируя содержимое “желудка” воображаемого рыцаря. “Желудок” хранил исключительно спиртное, причем неописуемо высокого класса и еще более неописуемой цены.
Судя по той бутылке, которую выбрал Зеф, новости ожидались наихудшие.
– Арви? – переспросил он. – Миссис Арви Мак-Гил изволят пребывать в свадебном путешествии, вот только не помню точно где. То ли в Рио-де-Жанейро, то ли в Йоганнесбурге...
Он протянул мне наполненный до краев бокал.
– Советую тебе выпить за их счастье. Это лучшее, что ты можешь сделать в данной ситуации. Она просила меня переговорить с тобой, но я слабо представляю о чем.
Дослушав эти слова, я подумал, что, может, и не стоило торопиться возвращаться к родным пенатам и что наверняка королю Ричарду еще пригодилось бы наше общество...
На следующее утро мой верный брауни робко потряс меня за рукав, и я обнаружил, что лежу на полу, завернувшись в шкуру белого медведя и подложив под голову оторванное с корнем сиденье от стула работы мастера Гамбса.