— А как насчет тебя, эдуда? — спросил я.
— О, я-то чистокровный чероки, — быстро ответил он. — Так же, как и мои отец с матерью. Но вот моя бабушка по отцовской линии, она была частично белой.
— Элвис Медвежья Лапа играет за клан Оленя.
Так говорил мой дядя Кеннеди Плохая Вода дедушке Девять Убийц. Разговор состоялся за день до начала Игры, и, пожалуй, именно тогда я впервые услышал о чести, выпавшей на долю Элвиса Медвежьей Лапы.
Дед сказал:
— Что ж, он всегда был тщеславным молодым человеком. Для него это может стать большим рывком вперед.
Они рассмеялись, и я их поддержал, правда, тихонько, сидя на твердой земле рядом с сиденьем деда. Как я уже говорил, меня не слишком интересовал этот сюжет, но в тот момент мне особенно нечего было делать, кроме как слушать стариковские беседы и ждать, пока деду потребуется моя помощь.
К тому времени он уже три года как ослеп, и я неотлучно находился при нем, приносил еду, которую готовила для него мама, набивал и разжигал его трубку, помогал находить всякие вещи в его хижине — впрочем, нечасто, потому что память у него была, что волчий капкан, — а главным образом служил ему глазами и дополнительной парой рук. Помогал я ему и в приготовлении снадобий, водил его или, вернее, сопровождал в походах по деревне, а также на всякие церемонии, присутствовать на которых входило в его официальные функции. Я сидел у его ног на большинстве заседаний Совета, слушая речи по вопросам войны и мира и политики племени, получая непревзойденное образование, но немилосердно скучая при этом…
— Говорят, что он отправился повидаться со Старым Алабамой, как только получил известие об этом, — сказал дядя. — Непонятно только, зачем он это сделал.
Старый Алабама был знаменитым лекарем — многие даже называли его колдуном, — который жил на острове посреди озера Десяти Убийц, недалеко от старой дамбы. Он считался последним живым членом племени алабама. Говорили, что он обладает колоссальной силой, и большинство людей боялись даже разговаривать с ним.
— Хэх, — крякнул дед. — Непонятно, зачем кому бы то ни было ходить к старому психу. Алабама позорит звание колдуна.
Я вынул дротик из камышового колчана, висевшего у меня на поясе, и посмотрел, прищурившись, вдоль него, проверяя прямоту. Не то чтобы я надеялся найти дефект, как это бывало несколько раз за последние несколько дней, но что-то же надо было делать. Моя трубочка лежала у меня на коленях, и я мог сделать несколько тренировочных выстрелов по какой-нибудь подходящей мишени, пока старики разговаривали, но это было бы немного невежливо, а я пытался произвести хорошее впечатление на своего дядю, который всегда делал мне неплохие подарки в период Игры.
— Ищет угол, — сказал дядя.
— Знаешь старую поговорку чероки? — сказал дед. — Остерегайся того, чего ищешь. Ты можешь это найти.
— Разве это старая поговорка чероки? — спросил дядя, ехидно улыбаясь.
— Должна быть, — отозвался дед с невозмутимым лицом. — Я это сказал, а я ведь старый чероки.
На следующее утро на большом поле состоялась церемония открытия. Когда шар солнца прояснил горизонт, Хозяин Огня, Годжисджи Дикий Кот, зажег священный огонь. Пламя взвилось к светлеющему небу, и дед Девять Убийц запел песню, такую древнюю, что он сам не понимал половины слов, а когда он закончил, старейшины чероки дружно закричали «Вадо!», и дни Игры наконец начались.
Дед и я наблюдали за стартом бега по пересеченной местности и первыми забегами на короткую дистанцию. Я смотрел и описывал происходящее деду, а затем бежал в другое место, чтобы присутствовать на вбрасывании первой женской игры с мягким мячом. После чего мы медленно побрели через поле к окраинам города, где женщины уже разводили костры, и пар поднимался от больших котлов, и даже воздух казался съедобным от запаха кушаний. Люди выкрикивали приглашения подойти и попробовать то или другое — кенуче, кукурузный суп, чили, и дед старался никого не обидеть; я только диву давался, где это все помещается в такой тощей старой оболочке. Готовясь к состязанию по стрельбе в полдень, сам я не решался перегружаться; меня привлекли лишь замечательные клецки из дикого винограда, а может быть, хорошенькая девочка из клана Краски, которая предложила их мне. В те дни я начал проявлять очевидный интерес к занятиям этой девочки.
Должно быть, я не удержался и хорошенько набил себе брюхо со всеми вытекающими отсюда последствиями. Во всяком случае, мне было совсем худо, когда внезапный порыв ветра качнул мишень, и я промазал в финале соревнований, проиграв первое место Дуэйну Царь-Рыбе из стойбища близ Роки Форда. Теперь, когда я оглядываюсь назад, второе место не кажется мне таким уж плохим — особенно если вспомнить, что четыре года спустя осаге убили Дуэйна, когда он принял участие в том идиотском рейде за крадеными конями, — но в то время мой проигрыш заслонил от меня весь мир. Мне казалось, будто меня ударили сапогом в живот.