Главной задачей Андреа в этой миссии было наблюдать за пассажиром и стараться, чтобы с ним ничего не случилось. Лаки знал, что для такой работы она слишком Опытный космонавт и, безусловно, обязанности няньки ей пришлись не по душе. Грязная работенка, что и говорить, но лотерея оплачивала большинство счетов — кому-то надо было этим заниматься. Теперь, однако, Роджерсу потребовались все опытные руки для установки зарядов, поэтому Лаки остался предоставленным самому себе со строгими инструкциями не покидать корабль.
Спускаясь по якорной лестнице на поверхность кометы, он надеялся лишь, что правильно надел скафандр. К тому времени, как он добрался до бура, мышцы ног нестерпимо болели от напряжения.
Усики все еще покрывали цилиндрическую установку и ее опоры, но теперь они апатично повисли, словно осенние листья. «Они знают, что мы собираемся сделать, — подумал Лаки. — Но не могут помешать нам».
По серой массе, казалось, пробежала рябь, словно все маленькие усики в унисон изогнулись. Изогнулись… или кивнули?
Ответом на его мысль был еще один кивок. Если бы ботинки не держали так крепко, Лаки отпрыгнул бы назад. Они читали его мысли!
Еще один кивок.
Впрочем, ему не следовало бы так удивляться. Телепатическое общение являлось стандартной процедурой во многих сценариях первого контакта, которые ему довелось спасти от исчезновения. Но если они способны на это, то должны знать и об опасности, которую их… корабль?.. представляет для Земли.
Корабль. Не астероид, не комета. Сам ли он догадался или они внедрили эту мысль в его сознание?
В мозгу стали возникать другие образы, и он получил ответ на этот вопрос.
Другие вопросы тоже не остались без ответа. Они не строили свой корабль — это сделали другие особи. Но сами усики являются для него идеальной командой, выдерживающей гибернацию в течение длительного периода, пока корабль не подойдет достаточно близко к звезде, которая отогреет своим теплом газы, способные разбудить их. Они не контролируют корабль, они просто пассажиры. Земле не грозит столкновение с кораблем; подойдя ближе, он снизит скорость и окажется на орбите интересующей его планеты. Корабль запрограммирован лететь на неестественные радиосигналы или другие признаки разумной жизни; пассажиры, обладающие уникальной способностью к эмпатии и даже к общению с иными разумами, должны решить, является ли новая раса достаточно развитой, чтобы получить приглашение в семью миров…
Лаки показалось, что его голова вот-вот взорвется.
Образы прекратились, развеяв смутные опасения Лаки, что его мозг не выдержит их наплыва. Не потому ли, подумал он, усикам удалось достучаться именно до его сознания, что ему были знакомы версии подобных контактов и в силу этого он был готов к ним.
Он представил на своем месте капитана Роджерса.
Нет, сомнительно, чтобы удалось убедить остальных. Попытаться надо, но Лаки был готов действовать на свой страх и риск, если доводы не подействуют.
— Последняя возможность, Лаки, — эхом отозвался в шлемофоне голос Роджерса. — Мы готовы отчалить. Больше ждать не можем.
— Прошу тебя, Лаки! — Он узнал голос Андреа. — Пожалуйста, иди к нам!
Он хранил молчание. Ему хотелось, чтобы они поскорее улетели. Смирившись с неизбежностью собственной гибели, он впал в какую-то летаргию. Но до тех пор пока корабль не стартовал, оставалась еще возможность выживания, о которой он не мог не думать и которая ослабляла его решимость.
Вернувшись на корабль, они поняли, что его нет, и связались с ним. Лаки рассказал им все. Как он и опасался, они не поверили ничему. Но времени пойти за ним и притащить на корабль силой уже не оставалось.
Роджерс сказал, что у него галлюцинации. (А может, правда? Разве не могло все происшедшее быть плодом сверхактивного воображения?) Но даже если дело обстоит так, как он рассказывал, можно ли поручиться, что эти существа прибыли с мирными намерениями? (В самом деле, можно ли? Могли они быть подобием уэллсовских марсиан? Уэллс, без сомнения, заронил в умы идею селенитской жизни, возрождающейся практически тем же способом, что и этот «кометный» народец.) Как он осмеливается рисковать судьбой всего, что знает с детства, ради эгоцентричной уверенности в том, что он прав, а все остальные не правы?
Это была игра — возможно, величайшая игра, в какую приходилось играть человеческому существу.
Затем причальные опоры упали, вспыхнул яркий свет, и силуэт корабля начал уменьшаться. Лаки следил за ним из-за скалы, пока не потерял из виду. Только после этого он пошевелился.