— Мария, скажи что-нибудь!
Она протянула руку.
— Еще одну, — сказала она. — Дайте мне еще одну карту.
Нина Кирики Хоффман
КРЫЛЬЯ БАБОЧКИ
В обеденный перерыв Питер уселся в тени отвала и стал наблюдать за девушкой в платье из сиреневых шарфиков, которая наносила яркие оранжевые пятна на крыло бабочки выше ее роста. Августовское солнце поджаривало университетский кампус Южной Калифорнии, усиливая аромат только что скошенного газона и перевернутой земли. Питер был рад оказаться в тени. Он выудил из сумки сандвич с тунцом, который приготовил себе утром, и взглянул на своего лучшего друга Арта.
Питер и Арт все утро копали траншею для новой канализационной линии возле здания Студенческого союза, при этом Питер смотрел, как северная стена здания покрывается росписью. Арт снял крышку с термоса и налил себе кофе. Он улыбнулся Питеру и отхлебнул немного. «Тебе что, кто-то из них приглянулся?»
Петер хихикнул и вновь посмотрел на художников.
Остальные были одеты в заляпанные краской комбинезоны или полотняные блузы со множеством карманов. Они небрежно шлепали краску на стену, заполняя пустые очертания, нанесенные заранее. Раскраска по номерам, псевдозаумь, уже лет пять как вышедшая из моды.
Сиреневая девушка красила без наброска. Она все утро работала над огромной королевской бабочкой, силуэт которой казался живым. Хотя Питеру хотелось поиздеваться над всем проектом и всеми, кто в нем занят, относительно девушки у него возникло одно из тех предчувствий, которыми он отличался, и теперь ему доставляло удовольствие поглядывать на нее, когда из-за отвала открывался вид на художников и их стену.
Его отец и брат Люк всегда подтрунивали над ним из-за этих его предчувствий. «Ах, скоро будет сильный дождь? Ах, к нам придет посылка? Ах, ты кого-то встретишь? — говорил, бывало, Люк. — Ну-ка, что ты там еще предчувствуешь, макака? Может быть, синяки, которые у тебя появятся, когда я тебе накостыляю?» А отец говорил, чтобы он не был девчонкой.
Годам к восьми-девяти Питер научился не распространяться о своих предчувствиях. Он долго держал их при себе. Но теперь Люка не стало, и Питер уехал из дома десять лет назад; и он сам, и его предчувствия стали иными. Теперь он часто к ним прислушивался, а иной раз и не только прислушивался.
Итак, в обеденный перерыв он наблюдал за девушкой и думал о ней.
Сиреневая девушка полезла в карман, достала пригоршню чего-то и бросила это что-то на стену. Блестки, подумал Питер, следя, как маленькие искорки плывут по воздуху и приклеиваются к сырой краске.
— Ставлю двадцать долларов, что ты не назначишь ей свидание, — сказал Арт. Он широко улыбнулся, откусил сразу половину зеленого яблока и стал жевать с открытым ртом.
Питер подмигнул другу. Он знал Арта с шестого класса, путешествовал с ним по стране после окончания школы, работал вместе с ним, когда им удавалось устроиться в одно место, а последние пять лет жил с ним в одной квартире. Арт был большой охотник до всяких споров и пари. Питер мог бы избежать многих неприятностей, если бы научился отвечать «нет» на подначивания Арта, но уроки никогда не шли ему впрок. Само слово «слабо» вызывало у него дрожащее возбуждение где-то в районе желудка, расцвечивая мир новыми красками. Сознание того, что он может в результате спора лишиться чего-то, только подстегивало его.
На этот раз Арт вызвал его сделать то, что он и так собирался. Несмотря на то, что сиреневая девушка была определенно не в его вкусе. Черт, она даже не была блондинкой. Короткие темные волосы, худая как щепка. И, Господи помилуй, босиком. Неужели она не понимает, что все эти хипповые штучки ушли в прошлое вместе с концом вьетнамской войны два года назад? Ну просто выпасть в осадок!
Он отложил сандвич. «Ловлю тебя на слове», — сказал Питер. Он стащил с головы бандану, развернул ее, стер с лица пот и грязь и не спеша направился к художникам.
— Эй! — окликнул он.
Неприветливые лица как по команде повернулись к нему. Три длинноволосых парня, один из них в авиационных очках с проволочной оправой. Коренастая девушка с толстой неряшливой косой, густыми черными бровями и прыщиком возле носа.
Сиреневая девушка с бледным личиком, немного испуганная, хотя скорее всего вообще без всякого выражения на лице…
— Привет, — сказал он.
— Чего-нибудь хочешь? — спросил очкарик, принимая боевую стойку: ноги раздвинуты, одна рука сжимает большую кисть, другая упирается в тощий бок.
— Водички бы попить, — сказал Питер. Он мог бы одной рукой кинуть этого хлюпика мордой в грязь и держать там, пока тот не захнычет. Вместо этого он повернулся к сиреневой девушке. — Не составишь мне компанию? А то здесь жарковато, а?