Она сказала:
— И я подумала: хорошо. Я не хочу возвращаться. Не хочу жить в паутине, где каждое мое движение заставляет дергаться еще шестерых.
Она вздохнула.
— Я ушла, и мне было приятно стряхнуть с себя все эти ниточки. Наконец-то я осталась одна. — Она нахмурилась, глядя на размазанные остатки мороженого. С минуту она молчала. — Я живу здесь, в мире, уже почти два года. — Она посмотрела в окно на сгущающиеся сумерки, и он внезапно ощутил приступ паники, мерзлую землю на спине, навалившуюся тяжесть… Затем это прошло, исчезло за вкусом крекеров. — Кое-что в этом мире мне нравится, а есть такое, что я ненавижу. И… никогда не думала, что буду так говорить… но дома осталось то, о чем я скучаю.
— И я скучаю, — пробормотал он.
— В основном о тех, кто меня понимает. Кто читает мои мысли. Ты понимаешь, о чем я говорю? — Теперь она смотрела ему прямо в глаза, склонив голову вперед и упрямо изогнув губы.
Серебристая вспышка страха, вкус гвоздики, ощущение теплой воды под рукой, бурчание сытого желудка.
«Знаю ли я, о чем она говорит? — задумался он и ответил себе „да“. — Она хочет соединиться с кем-то. Она тоскует об этом, как тосковала бы о руке, если бы лишилась ее.
Она хочет соединиться со мной.
Это просто свидание. Я уже выиграл пари. Она совсем не в моем вкусе. Она дотрагивается до меня и заставляет меня чувствовать всякое такое, и мне это не нравится. Я не так представляю себе свое будущее».
Словно тяжелая глина, на него навалилось ощущение судьбы, творившейся на глазах. Он мог ответить «нет», и вечер пойдет своим чередом, разъединяя его с Сильвией до тех пор, пока каждый из них не окажется лишь примечанием на полях в жизни другого. На некоем пляже недалеко отсюда появится загорелая блондинка с широкой белозубой улыбкой, в крошечном бикини и с грудями, достаточно большими, чтобы заполнить его ладони. Она будет теплой, страстной, жаждущей развлечений. В голове у нее будет твориться черт знает что. Это девушка, на которой он хочет жениться. Крупная, дружелюбная и веселая, к которой приятно приходить домой после тяжелой работы.
Не эта странная, испуганная, костлявая крольчишка.
— Ты понимаешь? — спросила Сильвия. Ее пальцы лежали на его руке словно перья.
— Да, — прошептал он. Он думал обо всех тех вещах, о которых не поговоришь с Артом. Он думал о жизни с существом, которое сможет дотрагиваться до него так же, как это делает Сильвия.
Он думал о вкусе масляных хлебцев. Он смотрел на нее.
Ее язык затрепетал под нёбом.
— Масляные хлебцы, — сказала она, вздрагивая.
Улица с двусторонним движением.
Он думал о крыльях бабочки, нарисованных на стене здания, и о том, как пригоршня блесток может оживить их. Он повернул ладонь и переплел свои пальцы с ее пальцами. В животе у него что-то возбужденно вздрогнуло от сознания собственной жизни, поставленной на карту.
Роджер Желязны
СИНИЙ КОНЬ И ТАНЦУЮЩИЕ ГОРЫ
Я взял вправо к Горящему Колодцу и избежал встречи с дымящимися призраками Артинского нагорья. Я сбил со следа предводительницу кертов из Шерна, когда ее стая гнала меня от своих высоких насестов среди скалистых каньонов. Остальные отказались от погони, и мы остались одни под зеленым дождем, падавшим с грифельно-черного неба. Мы неслись вперед и вниз, туда, где на равнинах извивались пыльные демоны, поющие о печальной вечности в скалах, которыми они когда-то были.
Наконец ветры утихли, и Шаск, мой смертоносный скакун, синий жеребец из Хаоса, замедлил бег и встал перед красными песками.
— Что случилось? — спросил я.
— Мы должны пересечь перешеек пустыни, чтобы добраться до Танцующих гор, — ответил Шаск.
— А далек ли туда путь?
— Туда идти оставшуюся часть дня, — сказал он. — Здесь самое узкое место пустыни. Мы уже заплатили часть своего искупления. Остальное ждет нас в самих горах, поскольку нам придется пересечь их в том месте, где они наиболее активны.
Я поднял фляжку и потряс ее.
— Стоит того, — сказал я, — если только они не пляшут в самом деле по шкале Рихтера.
— Нет, но на Великом Перешейке между тенями Амбера и тенями Хаоса происходят некие природные изменения в том месте, где они встречаются.
— Мне не впервой сталкиваться с теневыми грозами, а там, похоже, находится постоянный тенегрозовой фронт. Но мне все же хотелось бы скорее прорваться, чем ночевать там.
— Я говорил тебе, когда ты выбрал меня, лорд Корвин, что могу нести тебя быстрее любого другого скакуна в дневное время. Но ночью я превращаюсь в неподвижную змею, замирающую на камне, холодную, словно сердце демона, и оттаивающую лишь с рассветом.