ГДЕ БЫЛА ГЕРМАНИЯ?.
Как много их, кто имя «немец» носит
И по-немецки говорит… Но спросят
Когда-нибудь: — Скажите, где была
Германия в ту черную годину?
Пред кем она позорно гнула спину?
Свою судьбу в чьи руки отдала?
Быть может, там, во мгле, она лежала,
Где банда немцев немцев угнетала,
Где немцы, немцам затыкая рот,
Владыками себя провозглашали,
Германию в бесславный бой погнали,
Губя свою страну и свой народ?
Назвать ли тех «Германией» мы вправе,
Кто потянулся к дьявольской отраве,
Кто, опьянев от бешенства и зла,
Нес гибель на штыке невинным детям
И кровью залил мир? И мы ответим:
— О нет, по там Германия была!
Но в камерах, в тюремных казематах,
Где трупы изувеченных, распятых
Безмолвно проклинали палачей,
Где к отомщенью призывает жалость, —
ТАМ новая Германия рождалась,
ТАМ билось сердце родины моей!
Оно стучало там, за той стеною,
Где узник сквозь молчанье ледяное
Шагал на плаху, твердый как скала.
В немом страданье матерей немецких,
В тоске по миру, в тихих песнях детских —
О, ТАМ моя Германия была!
Ее мы часто видели воочью,
Она являлась днем, являлась ночью,
Украдкой пробираясь по стране.
Она в глубинах сердца вызревала,
Жалела нас, и с нами горевала,
И нас будила в нашем долгом сне.
Пускай еще в плену, пускай в оковах,
Она рождалась в наших смутных зовах,
И знали мы, что день такой придет:
По воле пробужденного народа
Восторжествуют правда и свобода
И родину получит мой народ.
Об этом наши предки к нам взывали,
Грядущее звало из дальней дали:
«Вы призваны сорвать покровы тьмы!»
И, неподвластны ненавистной силе,
Германию в себе мы сохранили
И ею были, ею стали — МЫ!
МЫ — СТИХИ — ТАИМ В СЕБЕ ЗАГАДКУ
Мы — стихи — таим в себе загадку,
Пусть она не каждому видна.
Но пришла б поэзия к упадку,
Если б тайну не несла она.
О, не зря стихи таят загадку!..
Все, что подло, низменно и пресно,
Не приемлют строгие стихи.
Но порой и счастье бессловесно
И стихи молитвенно-тихи.
Да, порой и счастье бессловесно…
Мы звучим в торжественном хорале,
Свет скользящий шлем издалека.
И, взвиваясь круто, по спирали,
В бесконечность тянется строка,
Круто поднимаясь по спирали…
Между строк искать разгадку надо,
Не спеша прокладывая путь.
И разгадка будет как награда,
Если ты проникнешь в смысл и в суть.
Мыслью вникни — и постигнешь суть!
То, что не достигнуто доселе,
Завтра ты узнаешь все равно,
А не завтра, так через неделю
Для тебя откроется окно.
Тайну ты раскроешь все равно!
Будут все разгаданы загадки.
Часто сам ты, прячась, входишь в стих
И с самим собой играешь в прятки.
Ты, постигнув стих, себя постиг.
Часто сам ты, прячась, входишь в стих.
Это жизнь тебе откроет тайну,
И стихи должны деяньем стать.
Так смотри не опоздай случайно
Важную загадку разгадать,
Тайну жизни вовремя узнать!
Вникни смело в суть стихотворенья,
И оно, как светоч вековой,
Полное высокого горенья,
Навсегда подружится с тобой,
До конца подружится с тобой,
Полное священного горенья!
Эрих Вайнерт
1890–1953
ИМПЕРСКИЙ ПОЭТ
В архив сдан Гёте, не в почете Шиллер,
Лауреатства Манны лишены.
Зато вчера безвестный Ганс Душилер
Достиг невероятной вышины,
Назначенный «певцом родной страны».
В его стихах грохочет шаг парада.
Грамматикой он их не запятнал.
Ганс интеллектом сроду не страдал.
Как Вессель, он строчит бандитирады.
В них — кровь и пламя, в них звенит металл…
Не знает Ганс, что значат муки слова —
Слова он в книге фюрера найдет.
К чему сидеть все ночи напролет?
Два пруссаизма вставлены толково —
И вот стихотворение готово.
Он пишет кровью. (Кровь, согласно штата,
От «государства» получает он.)
Гремит строка, взрываясь, как граната,
Он ловко достигает результата,
Сварив рагу из пушек и знамен.
В былые трижды проклятые дни
Канальи, что в редакциях сидели,
Душилера печатать не хотели
И возвращали гению они
Его проникновенные изделья.
А ну, попробуй откажи теперь,
Когда особым фюрерским декретом
Имперским он провозглашен поэтом.
Его отныне новый мерой мерь!
И проникает он в любую дверь.
Ведь никому погибнуть неохота —
Печатают! Невиданный тираж!
И Ганс Душилер входит в дикий раж.
Пропахнув запахом мужского пота,
Его стихи шагают, как пехота.
Там, на Парнасе, прозябает лира.
Душилеру властями отдана,
Свой прежний тон утратила она.
Ах, будь ты первым стихотворцем мира —
Что толку в том? Перед тобой — стена.
Но Ганс Душилер, тот себе живет,
На холм священный взгромоздясь умело.
И лира, что когда-то пела,
Теперь в руках его ревет.
Сидит Душилер, струны рвет.
Душилер знает свое дело.