-Нет! Но я боюсь открывать вам правду. Вы можете разочароваться или испугаться, а мне бы этого не хотелось…
-Боже мой, что вы делаете с вашими несчастными женами? – с притворным испугом воскликнула она.
-Ничего особенного. Просто жизнь в поместье очень уединенна, там в округе подчас никого не сыщешь. И всего общества - одни рабы.
-А соседи?
-Соседи, безусловно, есть, но расстояния обычно очень большие. К тому же, нравы в провинции строгие. Наши женщины чрезвычайно набожны. С Европой не сравнить.
-Да, вы нарисовали впечатляющую картину. Стало быть, и вы поборник патриархальных нравов?
-Вероятно, - Марселу внимательно посмотрел на Агнию. – Но всё же в любом правиле есть исключения. Вы не считаете?
-Считаю, и моя жизнь меня в этом убедила самым решительным образом.
-Вот как?
Видно было, что он хочет расспросить её об том и Агния уже подумала, что он решится, но Марселу промолчал. Она внимательно посмотрела на него и неожиданно принялась сравнивать молодого человека с Вольфом.
Он был красив, этот Марселу Сан-Пайо, и обаятелен не менее, чем Вольф. Но то было обаяние иного рода и совсем другой тип внешности. Если Вольф был темным брюнетом с коротко стрижеными волосами, которые едва отрастали и сразу же начинали виться, то у бразильца волосы были светло-русые, а ресницы и брови - мтёмные. Вольф был крепко сложен, обладал фигурой атлета, борца и при том был весьма ловок на паркете[1]. Бразилец же был весьма высок, строен, даже изысканно изящен и в нем скорее угадывалась сила мускул, нежели ее можно было ясно увидеть. В Вольфе было что-то татарское. При всем его лоске то первобытно-азиатское, что он нёс в себе, проступало наружу. В бразильце же не было ничего подобного, как будто сонм аристократических предков поставил на нем свою печать. Какой-то из этих аристократов разорвал узы близости с Европой, бросил вызов судьбе и основал династию в Новом Свете. Из этого бурного корня произросло древо знатного, богатого и воспитанного рода, хранившего традиции своей прародины. Пожалуй, тот предок был единственным, кто впал в азарт завоеваний и дикости. Про него наверняка говаривали, что был он жесток и не останавливался ни перед чем, что стояло на пути к его цели. Никто из его потомков, по всей видимости, не наследовал этой необузданности. И Марселу, казалось, исключением не был. Воспитан, сдержан, любезен и… необыкновенно красив! Его улыбка не обладала животным обаянием, а была так мила, так привлекательна, так спокойна и так располагала к себе, что, глядя на нее, пропадало всякое чувство опасности перед этим благовоспитанным и учтивым кавалером.
Агния улыбнулась.
-Хотелось бы мне знать, о чем вы только что думали? – спросил он.
-Ничего существенного, - ответила она. – Однако нам стоит вернуться к остальным. Я слишком пренебрегла обязанностями хозяйки.
-По крайней мере, я не могу обвинить вас в этом, - ответил Марселу.
Агния, кинув на него долгий взгляд, отвернулась и пошла к Вольфу и Кервадеку.
[1] Хорошо танцевал.
Глава 11-12
Глава 11
Признаться, Агния была очарована новым знакомым, этим Марселу Сан-Пайо. Они встретились еще несколько раз в казино, на прогулке, он нанес им с Вольфом еще один визит, они сделали ему ответ, и молодая женщина пришла к выводу, что за последнее время это был самый приятный из всех ее знакомых. Он не играл, а потому им с Вольфом не приходилось его обманывать, и это радовало ее. Он не волочился за ней, не делал никаких намеков и был всегда настолько сдержан, насколько и должен быть сдержан воспитанный и почти чужой человек. И притом он всегда был рядом. В театре он неизменно наносил визит им в ложу и, как правило, просиживал рядом с нею от начала и до конца, развлекая её довольно остроумными и к месту комментариями. Он приглашал её на прогулки, делал маленькие подарки – букеты, коробки шоколадных конфет и всегда неизменно был сдержа. Словом, всем этим он выгодно отличался от прочих, даже от Кервадека, который считал нужным за Агнией ухаживать, как он это называл. Ухаживания его были навязчивыми и удовольствия не приносили. К тому же они с Вольфом регулярно надували его в карты, и, хотя ставки были мизерные, а то и вовсе никаких, все же глупость Максимилиана, не видевшего ничего дальше своего носа, ее удручала и отталкивала. И Агния даже не подозревала, какую бурю чувств вызывала она сама в этом сдержанном на вид человеке. И не подозревала, что вся его сдержанность были лишь до поры. Все прояснилось довольно скоро. Южанин все же оказался южанином.