Как у них с Марселу и было решено, она поселилась в его городском доме, немало переполошив любопытных соседей своим появлением. Как Агния впоследствии полагала, успокоило их только то, что хозяин дома немедленно покинул его, оставив гостью (одинокую женщину!) одну с прислугой. Конечно, и это давало немало поводов для сплетен, но все же приличия были соблюдены.
Но более всего поразила Агнию черная прислуга, которой был наполнен дом. Это было так непривычно и неожиданно, что в первый момент она даже и растерялась. Но черная прислуга была ничуть не хуже белой, а то и получше: вышколенные, вежливые, немного любопытные, но не более, чем дворовые, а позже свободная прислуга в доме ее отца.
Агнию быстро устроили в комнате, обставленной со всевозможной роскошью. Обстановка была несколько старомодной, напомнившей ей обычаи почти десятилетней давности, но очень роскошной и удобной. На огромных окнах висели тяжелые темные портьеры, за окном угадывался длинный узкий балкон-галерея, который помогал комнате оставаться в относительной прохладе.
В несколько дней Агния освоилась в новом доме, сумела расположить к себе дворецкого, черного, как головешка, но с совершенно седой головой старого и добрейшего негра, которого звали Андре. Она с трудом могла с ними общаться, потому что не знала португальского языка, но доброе отношение и желание понимать друг друга, вкупе с французским языком, сделали свое дело. И вскоре Агния уже довольно сносно изъясняла свои желания, выражая сомнения по поводу фасоли, тапиоки, ямса и прочих продуктов, которыми ее щедро кормили, и названия которых она порою впервые слышала.
Марселу, верный своему слову, не оставил ее надолго одну. Он, заручившись поддержкой своего близкого друга Салвадору Россиу и его красавицы-жены Франсиски, довольно решительно ввел Агнию в местное общество, в котором оказался величиной весьма значительной. И если на нее посматривали искоса поначалу, то после прямого объявления Марселу, случившегося на празднике в доме Россиу, о том, что Агния – его невеста, косые взгляды почти прекратились. К тому же Марселу объявил ей, что его мать вскоре прибудет из столицы и, как только она приедет, можно будет назначить день свадьбы. И с этим не стоит тянуть. Они и так слишком долго ждут.
Здешние нравы, как только Агния сумела их как следует разглядеть, удивили и даже как-то поразили ее. Уж слишком обычаи этих мест разнились с теми, на которых она выросла. И все бы было ничего, если бы только чужое и незнакомое испокон веку не отвращало человека от себя. Ведь известно, что хорошо только то, что понятно, а то, что непонятно – заведомо дурно и враждебно. Также, вероятно, относились здесь и к ней – в Бразилии вообще не очень-то жаловали иностранцев. Если бы семья Сан-Пайо не была вхожа в императорский дворец, о чем все знали, то Агнии пришлось бы много тяжелее. Вдова, иностранка, к тому же невеста самого завидного жениха не только в Рио, но и во всем штате, она вызывала много тайных злых толков и зависти.
Но в здешних гостиных ее тем не менее встречали улыбками и охотно с ней беседовали, расспрашивая о Европе, о тамошних новинках и модах, пристально рассматривали ее наряды, толковали о её родне, о блестящих европейских гостиных и о российском императоре, о котором почти никто ничего не знал, но все предполагали, что он есть.
Однажды внимание Агнии привлек необычный разговор, который в непосредственной близости от нее завели донна Кандида Диверкадо и донна Кристина Брага – две представительницы местного высшего общества. Разговор проходил в гостиной донны Франсиски, собравшей в тот день гостей к ужину и пригласившей её и Марселу. И именно здесь, в этой светской гостиной, произошедший разговор поразил Агнию до глубины души. Она услышала, что две почтенные дамы говорили про какую-то женщину, их общую знакомую, которую тиранил ее муж, регулярно запирая ее одну в доме и оставляя по несколько дней в самом плачевном состоянии. Агния не сдержалась, поскольку изумлению ее не было предела, она было решила, что неверно их поняла, ведь разговор шёл на португальском языке. Дождавшись, когда донна Франсиска уделит ей внимание, пораженно спросила у неё, знает ли она такую историю? Донна Франсиска, грустно улыбнувшись, ответила, что слышала об этом.
-Как? Как же он мог запирать свою жену?
Конечно, в бытность Агнии девочкой в доме родителей, в той самой южнорусской губернии, в которой она выросла, она слышала про различные случаи семейных неурядиц. Но, как правило, это либо касалось крестьян, людей необразованных и темных, либо происходило во времена слишком далёкие от нынешнего дня. История, услышанная в светской гостиной высшего общества в Рио, напомнила ей мрачные истории, читанные ею в книгах Бестужева-Марлинского или Аксакова, в которых повествование велось о временах, отстоявших от сего дня лет на сто или двести назад!