— С чего вы взяли?! — изумился он.
— Я знаю… Вы не доверяете мне… Особенно теперь, когда Аваддон так близко. Вы думаете, что я предам вас в решительный момент. Но это не так!
— Не говорите ерунды, сэр Лионель! Я отпускаю вас только потому, что вы выполнили наказ воеводы Тура Орога и довели нас до земли Аваддона. Теперь мы с Ухоней не потеряемся. А завел я это разговор именно сейчас потому лишь, что за нами остались относительно спокойные земли и вы без труда один вернетесь на побережье. Никакого другого умысла в моих словах не было.
Кальконис вновь долго молчал. Потом заговорил неуверенно:
— А если я попрошу вас оставить меня?
— Вы не хотите уходить?!
— Нет.
— Но почему?!
— Видите ли… — Кальконис нервно перебирал пальцы и смотрел только себе под ноги. — Вы не все обо мне знаете… Мне… некуда идти — у меня нет дома…
— Как же так?!!
— Я сирота, уважаемый Милав, круглый, можно даже сказать — дважды круглый сирота, потому что не помню ни родителей, ни даже своей родины…
— Ну и дела-а-а, — протянул Ухоня, слушавший Калькониса затаив дыхание. Милав ответил не сразу.
— Вы вольны в своем выборе, — наконец произнес он. — Мое предложение остается в силе: хотите — оставайтесь, хотите — можете идти. Теперь вы свободный человек!
— Спасибо, Милав! — Кальконис заморгал глазами, едва сдерживая себя. Спасибо, Ухоня! Благодарю вас… друзья!
Глава 7
А ГДЕ ЖЕ НАШИ КОНИ?
Ближе к вечеру произошло еще одно странное событие, которое вместе с утренней находкой Ухони свидетельствовало о возрастающем интересе неведомого пока противника к росомонам. Они, не торопясь, ехали по широкой дороге, по обе стороны которой росли редкие деревья. В тот момент, когда повозка с тремя седоками оказалась недалеко от одного из них, все услышали негромкий, сдавленный стон. Прислушались. Но больше никаких звуков уловить не смогли. Милав решил осмотреться. Возле ближайшего дерева они с Кальконисом и Ухоней обнаружили тело человека. Стоял он рядом с огромным стволом дерева, названия которого Милав не знал. И был весь укрыт большими обломками коры, настолько искусно, что можно было пройти рядом и не заметить его. Росомоны, может быть, и не обратили бы на него внимания, если бы не стоны. Несчастный стоял, почти полностью скрытый корой, затихая. Стрела, выпущенная сильной рукой, приколола его к дереву, словно булавка муху.
Милав осторожно поднял голову умирающего и заглянул в его глаза:
«Тир Домас — наемник и убийца. В гильдии Темных Воинов занимает высокий пост наставника. Как профессионал — не имеет себе равных. Владеет всеми видами оружия с одинаковым мастерством. Холост. Детей нет. Дома нет. Жены нет. Вообще ничего нет, кроме злобы и ненависти ко всем людям. Склонен к суициду».
— Едва ли это был суицид, — пробормотал Милав и выдернул стрелу.
Тело наемника мягко сползло в невысокую траву. Тир Домас уже не стонал — он был мертв.
— Завтра утром все будут знать, что появились новые жертвы Тогтогуна, — сказал Ухоня.
— В этом нет большой беды, — отозвался Милав. — Вопрос в другом: кто лишил нас удовольствия пообщаться с самим наставником наемных убийц?
— Может, наш тайный поклонник? — Версии Ухони порой могли и здравомыслящего человека в тупик поставить.
— Ага! Из ордена Сыны?! Нет, здесь что-то другое…
— А если это дело рук «молчащих»? — предположил Кальконис. Вспомните! — И он стал загибать пальцы: — Сначала из нашей повозки исчез карлик Бол-О-Бол, хотя сам он освободиться не мог; потом множество следов вокруг нашего бивака, причем вполне человеческих, а не звериных. А теперь это!
— Нет. — Милав был не согласен с мнением сэра Лионеля. — Это не могут быть «молчащие» — они вообще не интересуются жизнью за пределами своих холмов.
— Тогда кто же?
Ехали да самой темноты, потом, помня о коварном наемнике, который едва ли был один, при свете костра рубили упругие ветви какого-то кустарника и плели из них своеобразные маты. Ими застелили пол и укрепили стены крытой оленьими шкурами повозки. Работали долго — пока их «дом на колесах» не принял вид передвижной крепости. После улеглись спать, весьма довольные собой.
ЗОВ!
… Не забывай древних пророчеств, ибо сказано: «Когда все затемнится, тогда люди возомнят, что им все дозволено». Опасайся подобной самонадеянности, потому что она уводит в темноту, а тьма творит безумцев. Дерзание способно помочь каждому, но грань между безумием и дерзанием невероятно тонка. Помни об этом! Потому что, ошибившись тропой и ступив на путь безумия, едва ли найдешь в себе силы вернуться к мудрому дерзанию трудно выбраться из бездонного колодца, стены которого скользки и гладки…
И вновь виновником пробуждения стал Ухоня. Только сегодня его необузданная энергия приняла еще более агрессивную форму. Милав это понял по тем бессвязным фразам, что ворвались в его сознание, похоронив надежду поспать еще немного.
— Опять! — громко возмущался Ухоня за стенами их импровизированной крепости. — Ну сколько это может продолжаться?! — Послышался ощутимый удар по повозке. — И кто же теперь потащит этот гроб на колесах? — Новый удар заставил Милава окончательно проснуться. Сэр Лионель, удивленный не меньше кузнеца, прислушивался к проклятиям ухоноида.
— Что это с ним? — спросил он.
Новый удар по повозке заставил Милава и Калькониса поторопиться выяснить причину плохого настроения Ухони.
Они отодвинули мат, так удачно изготовленный прошлой ночью и сейчас закрывавший вход. Выглянули наружу. Ухоня, заметив их заспанные физиономии, снова взорвался фонтаном возмущения.
— Нет, вы только посмотрите на них! — кричал он, огромными когтями царапая землю. — Проспали! Все проспали! И как это только вас самих никто не утащил?!!
Милав устало зевнул:
— Если ты перестанешь вопить, как испуганный кролик, которого хотят погладить за ухом, и объяснишь нам причину твоего плохого настроения, то мы, быть может, повозмущаемся вместе.
— Плохое настроение! — возопил ухоноид. — Да вы вылезьте из повозки и осмотритесь!
Милав понял, что объяснений не будет, и, поеживаясь от утренней свежести, выбрался наружу. Увиденное озадачило кузнеца: их добрых, хотя и весьма неказистых на вид лошадок на привычном месте не оказалось. Вместо них лежали два тела, по оружию и одежде которых Милав смог определить: это соратники по «профессии» вчерашней жертвы неизвестного покровителя росомонов.
— А где же наши кони? — удивился Кальконис. Лучше бы он промолчал!
— О! Сэр Лионель наконец-то соизволил заметить, что их нет? — Голос Ухони сочился кровью, как желудочная язва!
— Конечно, заметил, — ответил Милав вместо Калькониса. — Как и тех двух вояк, что разлеглись здесь на траве, словно решили вздремнуть после славной работенки.
— Тогда я умываю руки…
— Ты хотел сказать — лапы?
— Не придирайся к словам!
— И в мыслях не было.
— Милав!
— Ухоня!
— Друзья мои, стоит ли так распаляться? — подал голос сэр Лионель. Давайте спокойно все обсудим.
— Ага! Давайте будем болтать, а наших лошадей тем временем уводят в неизвестном направлении!
— Кстати, Ухоня, — сказал Милав, успевший обдумать непростую ситуацию. — Мне показалось, или ты на самом деле думаешь, что это мы с Кальконисом проспали лошадей?
— Кто же еще?!!
— А где был ты — знаменитый «реликтовый ухоноид, который никогда не спит»?
— Я… — Ухоня растерялся. — Я… — Решение было где-то рядом, и он лихорадочно искал его. Ага! Вот оно: — Так я же и обнаружил пропажу!
— Веская причина валить все на нас с Кальконисом…
Впервые за их долгую эпопею всю поклажу пришлось нести на себе. Милав тащил добрую половину имущества. Кальконису тоже перепало немало. И даже Ухоне, несмотря на его возражения, досталось кое-что из того, что жалко было оставлять в повозке. Перед уходом Милав оглянулся на их «дом на колесах» и усмехнулся.
— Ты чего? — спросил Ухоня.
— Забавно вышло: мы вчера столько времени потратили на то, чтобы укрепить наше ненадежное убежище, и именно из-за этого не услышали, как увели лошадей!