— Хорош ты в бою, это да, — говаривал отец после, умываясь у колодца или заплетая в нетугую косу длиннющую гриву снежно-белых волос. — А вот в Служении не преуспеешь, пока душа твоя сломана, что стволик древесный. Злости в тебе больно много, смири ее и распрямись. Что Тьма, что Свет — все едино, Сила должна течь через душу по чистому прямому руслу. Тогда и станешь ты своему миру истинной опорой, осевым столпом Равновесия.
— Ради кого смирять? — ворчал Волк. — Завиляй хвостом — так они мигом страх потеряют и за рогатины да колья схватятся. А потом на цепь да в клетку. Это в лучшем случае!
— А разве не для кого? — хитро щуря золотые солнечные глаза, удивлялся папа. — Отыщи. Вон, хоть ради нее, детеныша. Она-то злости не понимает. И тебя, дурня, любит.
— Да ну тебя! Ты мне ее еще в жены просватай, — отмахивался Волк.
— А и просватаю. Чем плоха невеста? Как раз к шестистам годам в самый возраст войдет. Будет тебе женой хорошей. Оставайся, сам и воспитаешь себе Эль-Тари
Я, слушавшая этот разговор в пыли под крыльцом, так и застыла. Сватают! Меня! Меня? В жены Волчику? Сердце зашлось от непонятного пока еще волнения. Знала я, что знатных девиц иначе как по сговору замуж не отдают, да по малости лет об этом не задумывалась. Таинственная взрослая жизнь была еще где-то там, в невидимом далеке, о тех чувствах, что связывают меж собой родителей, я имела весьма смутное понятие. У мамы есть отец. А у отца есть мама. Это хорошо, это правильно, так должно быть. А что такое любовь я знать не знала.
Значит, мы с Волчиком когда-нибудь будем как папа с мамой, и у нас тоже будет все хорошо и правильно?
Если отец что решил — он это непременно исполнит. Я сидела под лестницей, забившись в самый пыльный угол, и не дышала. Как же так, Волчик мой друг — и станет носить загадочное наименование «муж»? Долго еще после того разговора я не смела по-прежнему набрасываться на Волка, да и сам он был странно задумчив.
Впрочем, надолго моей покладистости не хватило, через месяц тот разговор выветрился из головы, пришла обычная шкодливость, замешанная на сиюминутных желаниях. Мне ведь почти ничего не запрещали, а наказывали только тогда, когда я слишком уж волю брала. Однажды собственный проступок заставил меня крепко задуматься, а так ли хороша вседозволенность, как мне казалось.
Мне тогда досталось за дело. Я решила повторить любимую шалость старшего брата Ринорьяра. Рино — кхаэль-амфибия и служит Колонне Воды. От его водяных шариков и холодных струй с потолка по утрам иногда просто спасу нет. Так вот, набрала я воды на кухне и плеснула на нашего гостя из-за угла. Там было с полведра — сколько силенок хватило утащить; в мои тридцать две зимы выглядела я как семилетний человечий ребенок. Соображения было ровно столько же. Как я перепугалась, когда, попав на лицо и руки ифенху, влага разъела их до мяса! Чистая вода Темным вредит, для умывания они пользуются наполовину разбавленным молоком, но откуда ж мне было знать! Отец впервые до громкого рыка повысил на меня голос, а мама назвала негодной глупой девчонкой. Я ходила пристыженная весь день, не смея поднять глаз от пола, а вечером, отказавшись от ужина, пошла в комнату Волка. Извиняться.
До нужной двери ползла через силу, едва переставляя босые ноги и царапая когтями деревянный пол. Комкала в руках подол платья в цветочек. Постояла, справляясь с дрожью в коленках и желанием дать деру. Останавливало лишь то, что он прекрасно слышал мои мысли — мы все умеем пользоваться истинным слухом, это не сложнее, чем дышать. Я сглотнула, подняла еще днем перепачканную травяным соком трехпалую руку и робко поскребла когтями по дереву. Сердчишко заколотилось, коленки снова предательски задрожали.
— Да входи ты, не трясись, — глухо раздалось из-за двери. Я пискнула и, потянув за блестящую медную ручку, просунула лохматую голову в щель.
Он сидел с книгой на коленях в желтом пятне света от кристалла на столе. Я вошла целиком и встала возле двери, не зная, с чего начать Уши беспорядочно дергались, а язык будто к небу прилип. Меня бросило в жар.
— Ну? — ифенху поднял глаза от страницы и уставился на меня. — Опять ты? Чего пришла?
От его голоса меня сковало морозом. Я открыла было рот, но не смогла выдавить из себя ничего кроме невнятного писка. Не от страха — я его не боялась, хотя знала, что он, как и отец, зовется в своем мире Эль-Тару. Меня давила к полу вина за причиненную боль.