— Илленн, — строго глядела на меня мама. — А причесаться? А позавтракать? А зубы почистить? Рей от тебя никуда не денется.
Я немедленно изобразила «бездомного котенка». Брови домиком, уши книзу, глаза честные-пречестные.
— Ну ма-ам! Я только встречу, вот только разик поцелую и вернусь, честное слово! Мам, ну Рейю же ненадолго…
— Ну хорошо, — смилостивилась она. — Иди. Но смотри мне!
Меня как ветром сдуло.
Я скатилась с высокого крыльца прямо в солнце, прямо под ноги фыркающим и рыкающим грельвам, прямо в смех высоких, сильных, пахнущих потом, металлом и кровью мужчин, только пришедших порталом с поля боя. Они спешивались, успокаивали животных, стаскивали шлемы со звериными личинами, улыбались клыкасто, разминали затекшие от долгой езды крылья. Будет сегодня вечером застолье в честь воинов из Клана Дрейпада[6]. Буду я сидеть на коленях у брата, слушать рассказы взрослых кхаэлей и потихоньку таскать у него с тарелки кусочки повкуснее. Все равно он их подкладывает нарочно для меня.
Вон он, такой статный и красивый, что дух захватывает, спрыгивает с высокого седла большого пятнистого черно-серого грельва, снимает с головы шлем с мордой дрейга и встряхивается, расправляет крылья. Рассыпаются по плечам черные, чуть вьющиеся волосы, он смеется, топорщит усы, сверкает глазами цвета червонного золота. Я бегу к нему, проталкиваясь сквозь лапы и ноги, воины хохочут, а я бегу, чтобы скорей очутиться в родных руках…
— Стой! Куда?! — испуганный окрик одного из амиранов брата просвистел мимо ушей. Я напрочь не замечала никого кроме Рейю. Ужом вывернулась из чьих-то рук и еще быстрее припустила к нему.
Когда знакомая задорная улыбка успела превратиться в оскал мертвеца? Когда погасло солнце? Почему мне протягивает руки скелет в роскошном княжеском облачении? Куда все подевались? Только зыбкие испуганные фигуры маячат за гранью пустоты, не смея приближаться, а голоса долетают, как сквозь воду. Испугавшись, я завизжала так, что у самой заложило уши. Хотела остановиться, развернуться, убежать… Но будто увязла в сером липком мареве, а взгляд жутких белесо горящих глаз на лице того, что еще секунду назад было моим братом, властно притягивал. Звал. И я не могла остановиться, с ужасом понимая, что если он до меня дотронется и не дай Стихии, поцелует… Мне не жить.
Дрожащую серь с гулким треском разорвал взмах оперенных крыльев. Горячие руки схватили меня в охапку, оттаскивая прочь, и только тут я поняла насколько вокруг холодно. Я ничего не видела, кроме немыслимых мертвых глаз. Отчаянно сопротивлялась то притяжению твари, то рукам своего спасителя. И откуда столько силушки взялось у дитяти? Меня накрыли жесткие, пахнущие горечью и металлом перья. Все вокруг взбурлило от Силы, тварь яростно зашипела. Ифенху не остался в долгу, оскалился в ответ, и я всем телом ощутила его рык. Они боролись незримо, не двигаясь с места. Я могла только прижиматься крепче к широкой груди, дрожать и чуять те самые железные волны, что не давали твари взять меня прямо здесь и сейчас. Но вокруг все равно сжималось удушливое серое кольцо.
А потом ударил жар. И Свет. Пылающий белый метеор пролетел к нам откуда-то сзади, разрывая ледяной туман в клочья. Отец. Его бешеное рычание было в разы страшнее.
— Ваэрден! Бери ее и вон отсюда! Живо!..
Дальше я плохо помню. Мы неслись куда-то сквозь лес, мне было страшно, но я не смела даже пикнуть. Сердце стучало о ребра, когти судорожно впивались в одежду и кожу ифенху. Мне казалось, что за нами мчится чудовище. Я не могла оторваться от Волка даже тогда, когда мы остановились на какой-то моховой полянке. Едва поняла, что опасности нет — разревелась в три ручья. Он гладил меня по голове, шептал какую-то успокоительную чушь, а у самого дрожали руки. Меня колотило, как от удара разрядом.
— Ну вот, — вздохнул Волк, чтобы хоть как-то отвлечь меня. — Моей одежде опять конец пришел, а у тебя платка нет.
Я шмыгнула носом и подняла на него заплаканные глаза.
— Почему конец?
— Надо же было крыльям куда-то расти. Я ж не думал — тебя спасать или перья распускать аккуратно. Опять твоей матушке работа…
Мы сидели на старом замшелом бревне, сквозь густую темную зелень пятнами пробивалось солнце. Слышался шум ветра в кронах да редкий стрекот лесных птиц. Пахло землей, сыростью, прелыми листьями, травяной горечью и водой. Я, все еще вздрагивая от пережитого ужаса, с интересом разглядывала длинные маховые перья. Их края были остры настолько, что при неосторожном касании можно было порезаться, а сами они на ощупь больше напоминали металл.