В отчаянии Бурик прижался лбом к теплому стеклу иллюминатора, разбить которое было невозможно. Или все же возможно? Всей душой Бурик рванулся туда, к мальчишке, и толстое стекло как будто подалось. Рванулся снова и еще чуть-чуть продвинулся… Не хватало одного последнего усилия воли, чтобы пробить стекло. Но это усилие все никак не давалось Бурику, и он, дернувшись несколько раз, безвольно обмяк, словно застряв в толще стекла. Его как будто облепила плотная прозрачная масса, не дающая ни пошевелиться, ни крикнуть, ни даже закрыть глаза. Бурику оставалось только одно — смотреть.
Мальчишка продолжал бежать к нему нисколько не приближаясь, а лицо его начало неуловимо меняться — Бурик увидел, что это уже не мальчик, а юноша… потом молодой человек… через несколько секунд в неровной челке показались серебряные нити… Пожилой мужчина с длинными седыми волосами, носом с горбинкой и добрым симпатичным лицом смотрел на Бурика без укора. Вскоре лицо его начало туманиться и удаляться, посредине возникла водная гладь, обрамленная двумя башнями шлюзов. Старик отшатнулся назад и вдруг застыл. Бурик увидел, что это уже не старик, а бетонная скульптура сухопутного моряка, кидающего свернутый канат проходящим мимо судам…
И тогда Бурик заплакал. Заплакал тихо, без всхлипываний и рыданий. Он даже не сразу понял, что плачет, — горькая волна, рождаясь где-то в животе, подкатывала к горлу, а по щекам катились горячие слезы. Его захватило ощущение невосполнимой потери… Скульптура осталась далеко позади — вокруг расстилалось безбрежное море. Бурик плыл на огромном океанском лайнере, выглядывая из иллюминатора каюты. Свежий морской ветер ерошил волосы, и брызги летели в лицо, смывая слезы.
— Сашенька, не высовывайся из окна, простудишься, — раздался сзади голос бабули. Бурик спрыгнул на пол каюты и захлопнул иллюминатор. В каюте на полках спали какие-то незнакомыелюди. Бурик аккуратно приоткрыл дверь и выскользнул наружу. Сквозняк тут же захлопнул за ним дверь. В обе стороны тянулся узкий коридор, освещенный длинными неоновыми трубками. Бурик пошел направо.
Вскоре коридор сделал поворот, и Бурик увидел длинный ряд дверей с номерами и табличками. «ВНИМАНИЕ! Биологическая угроза! Вход только по спецпропускам», — было написано на одной из них. «Аланин Алексей Семенович. Генеральный консультант МосСемБанка». «Безекович Нина Львовна. Эксперт по международным связям». «Облаухов Вадим Андреевич…» — табличек становилось все больше, они наслаивались друг на друга, фамилии вплетались в имена, а внизу начали проявляться цифры. «Прохорова Анна Викторовна, 1970–2012, — гласила очередная табличка. — Помним, любим, скорбим…»
«Да что же это такое… Где я?» — Бурик ощутил новый прилив страха. Он стал идти все быстрей и быстрей, и вскоре уже бежал, задыхаясь, по коридору, которому не было конца.
Внезапно погас свет. В полной темноте Бурик пошел вперед на ощупь, елозя ладонями по неприятно шелестящим клеенчатым обоям. Идти было страшно — казалось, пол под ногами в любой момент может исчезнуть. Наконец, Бурик не выдержал. Он осторожно сполз по стене и сел на пол, чтобы не провалиться в черную бездну.
Вновь включилось освещение. Но не прежнее, яркое, а слабое, видимо, дежурное. Коридор освещался теперь тусклыми запыленными светильниками в проволочных каркасах и как будто стал шире. Дверей по сторонам уже не было.
Не успел Бурик сделать несколько шагов, как где-то далеко позади раздался гудок, потом приглушенный грохот и шипение. Пол под ногами дернулся, и стало очень жарко. Бурик снова присел и прислушался. Грохот не прекратился, теперь он перерос в ровный гул, какой бывает… где? на водопаде? А, может, это пробоина? Или просто трубу прорвало?..
Бурик припустил со всех ног. Бежать было нелегко — ноги сначала по щиколотку, затем по колено стали увязать в бесконечной луже с маслянистой чавкающей жижей. Вытаскивать и переставлять их становилось все труднее.
И вдруг громадная, горячая, как выдох, волна набежала сзади и накрыла его с головой. «Все, мне конец, — решил Бурик. — Я же не умею плавать…»
«А, может все-таки это сон, и я сейчас проснусь?» — билась в висках другая мысль, беспомощная, как бабочка.
Но не случилось ни того, ни другого. Волна подхватила его, осторожно понесла, и Бурик безвольно доверился ее мутному потоку. Перед глазами у него вновь всплыло лицо мальчишки и вновь исчезло, а странная река несла его все дальше, и, возможно, скоро унесла бы прочь, в те миры, где нет уже ни времени, ни желаний…
Впереди показались деревянные мостки. Кто-то лег животом на грубые доски и протягивал руку. Она тянулась к Бурику словно из другого мира: «Не бойся, берись!» И Бурик что есть силы вцепился в протянутую ему ладонь. Та сразу сжалась, и он понял — сейчас это единственная опора. И спасение возможно — только бы удержаться! Только бы удержали его… «До боли стискиваем руки, и руки обещают нам: Приду!», — всплыли в голове слова какой-то очень старой песни. «Господи, что же так тяжело… И, наверно, ужасно неудобно так меня держать. Вот если бы переплести пальцы…». Державшая его рука явно не принадлежала взрослому человеку, скорее мальчишке бурикова возраста. Сильнейшее напряжение буквально пронзило ее — Бурик не мог оторвать взгляда от голубых пульсирующих жилок и двух маленьких коричневых родинок на запястье. «Кто бы ты ни был, пожалуйста, не бросай меня!..» — мысленно закричал Бурик своему спасителю. Державшая его ладонь вдруг сжалась сильнее и рванула Бурика на себя. Река исчезла.