Приближался очередной отпуск. Сессия сложная, главный принцип: «Наплевать на средний балл – лишь бы отпуск не пропал!» Все дело в том, что не прошедшего экзаменационные испытания задерживали в отпуске до того времени, пока он не сдаст все долги. Задержаться или не поехать домой – самое страшное событие для курсанта.
Кто-то встает за час раньше подъема и грызет гранит науки. Я не иду на такие жертвы, но стараюсь на занятиях и САМПО изо всех сил. Хожу в библиотеку, которая огромная и напичкана трудами марксизма-ленинизма, литературой о пленумах и съездах ЦК КПСС. Обложившись толстыми книгами, механически переписываю тезисы бородатых и лысых вождей коммунизма.
Особенно переживаем за военно-техническую подготовку. Преподаватель полковник Шавлохов смешно говорит «БТР-60ПБ», делая кавказское ударение на «ПБ». Шавлохов спокойный, как фараон, двойки отвешивает равнодушно и регулярно. На его занятиях сидим, потупив лица в столы, и надеемся, что тебя не вызовут к стенду с поперечным разрезом двигателя БТР.
Я, абсолютно запутавшийся в циклах двигателя, дрожу на зачете осиновым листом, но получаю заветное «зачтено» и собираюсь в отпуск.
Зима
Наступила зима. Получили полушерстяную форму («пэша»): кальсоны с нательной рубахой, байковые портянки, шинели. Все подписываем хлоркой. «Солдат без бирки – как попа без дырки!» – как говорят сержанты. В армии все помеченное – с шапки до саперной лопатки. На одежду ставим так называемое клеймо – это прямоугольник шесть на два сантиметра, продольно разделённый на две части. В верхней пишется фамилия полностью, в нижней трети – номер военного билета.
– Зачем все метить? – спрашивает курсант Пристегин, парень небольшого роста, временами запинающийся в разговоре, но настырный и дотошный.
– А затем! – отвечает сержант Бондарь, высокий слегка сутулый уроженец Украины. – Вот если ты в бою наступишь на итальянскую мину, и тебя разорвет на части, по клейму тебя опознают и сообщат на Родину. Мол, героически погиб боец! – нехорошо шутит Бондарь.
Первый мокрый снег превратил асфальт училища в чавкающую слизь. Ротные выгоняют убирать территорию. Получаем лопаты, доходим – снег таял. Так и бегаем туда-обратно. Прямо круговорот с лопатами. За каждой ротой числится своя территория, из которой нашему взводу наделен участок возле столовой. Стоим, курим втихаря, ждем, когда снег растает. Курсант Филимонов спрашивает:
– Слышал про курсанта Мишу Федулова из 37 группы?
– Нет, а что? – отвечаю я и смотрю, как на ладонях у меня медленно тают снежинки. Филимонов, пряча бычок, рассказывает:
– Федулов очень влюбчивый и болезненно порядочный парень в отношениях с девушками. После пары-тройки встреч сразу хочет жениться. А как жениться без костюма? Вся 37-я группа всячески его поддерживала – как же не погулять на халяву. Миша после знакомства с очередной пассией посылает домой нежные письма с просьбой прислать денег. Потом приглашает 37 группу обмыть получение денег и уходящую холостяцкую жизнь походом в ресторан. В результате похода костюм покупать было не на что. Все его утешают: мол, с женитьбой торопиться не стоит, надо чувства проверить и все такое. Да и костюма нет. Опять же, другую можешь встретить. Так они уже пропили три костюма…
– Смешно, – говорю я, и мы идем сдавать лопаты.
5 декабря особенно грустно: второй день рождения встречаю в училище, увольнения запрещены – карантин. Меня назначают уборщиком помещения – такой подарочек от сержанта, чтобы на зарядке не бегать. Вяло тру влажной тряпкой под кроватями, протираю подоконники. На душе кисло и уныло. Прибежавшие с зарядки товарищи поздравляют с днем рождения и подбадривают, понимая, что в этот день мне особенно тяжело. После обеда на КПП приехала мама, привезла в подарок радиоприемник и всяких вкусняшек. В армии по-другому относишься к еде. Полюбил ириски, печенье, вафли и прочую ерунду, на которую на гражданке даже не смотрел.