Унитазы на втором курсе мы зубными щетками не чистим, да и на первом курсе не чистили. Брехня все это о чистке унитазов с помощью зубных щеток. Просто потому, что в армии унитазов нет. «Писсуары» на первом курсе после отбоя пару раз действительно натирал зубной щеткой. Посылал меня на эту процедуру командир отделения сержант Кургин. Кургин отпахал полтора года на границе и отрывался на нас, молокососах, которые, как он считал, должны восполнить «упущенное» на срочной службе. Позже ротный, узнав о таких «мерах воспитания», запретил Кургину после отбоя отправлять провинившихся чистить гигиеническими принадлежностями писсуары. Но командир отделения отрывался на нас в рамках устава: строились – расходились по десятку раз, носили бегом тапочки в сушилку и обратно, увлеченно тренировали отбой за 45 секунд.
Дедовщины как таковой в училище не было, а был устав ВС, в рамках которого можно из жизни сделать кошмарный винегрет. Вообще по сравнению с остальными родами войск, которые мы презрительно называли шурупами, в пограничных войсках было больше порядка, чем дедовщины. Объяснялось это тем, что пограничники заняты реальным делом – они на боевой охране Государственной границы, контингент набирался поприличней, в наряды с оружием ходили и деды, и салаги наравне. На прорывы границы все бегали без исключения, в общем, не было времени на дебильные «грудь к осмотру», «упал – отжался» – все пахали примерно одинаково. К тому же застава живет одной большой семьей, вместе с командирами, которые в большинстве своем заботятся о личном составе, стараются его хорошо накормить и дать отдохнуть, чтобы народ тащил службу, а не филонил. На многих заставах были свои «фермерские хозяйства», на столе часто было мясо и молоко. Втихаря добывали мясо путем отстрела дикого зверя, которого в закрытой пограничной зоне было более чем достаточно.
Все курсы-батальоны в училище имеют свои названия: 1 – татары, 2 – камикадзе, 3 – колхозники, 4 – драконы. Мы, третий батальон, – колхозники. Потому что нас чаще всего отправляют на картошку, помогать сельскому хозяйству.
Опять наступила пора сбора ненавистной картошки. Во времена позднего СССР плановая экономика начала хромать, как загнанная лошадь. Рабочих рук и исправной техники в колхозах не хватало, также не хватало денег на сбор урожая. Требовалось уменьшить оплату труда по сбору урожая или вовсе найти бесплатную рабочую силу. Был найден вариант помощи сельскому хозяйству военнослужащими, студентами институтов и техникумов, школьниками. На одной грядке можно было встретить восьмиклассника и доцента, инженера и сержанта. И самое главное – им можно было не платить! Под «картошкой» подразумевался далеко не только собственно картофель, но и другие корнеплоды: морковь, свекла, репа, а также капуста.
Отбой на полтора часа раньше, но привыкшие к распорядку организмы никак не хотят засыпать досрочно, поэтому подъем в 5.30 тяжелый и вязкий. Сержанты шипят как гремучие змеи, заставляя быстрее двигаться еще не вышедшие из сна тела; старшина, лязгающий железным голосом, подбадривает «быстрее, курсанты!», «быстрее одеваемся!», как будто мы не знаем, что нам нужно одеваться. Хочется вырвать ему язык. Завтрак, наряду по столовой вообще клево, они не ложились: пока прибрались после ужина, помыли посуду, два часа на утреннюю чистку той же картошки и тут же кормить батальон, который отъезжает на сборы корнеплодов.
Едем на оливкового цвета ЗИЛ – ах, трясемся, как трясогузки на деревянных лавочках, но пытаемся дремать. У кого это получается лучше, он засыпает и падает с лавки или заваливается на товарища. В каждой машине едет взвод поломанных манекенов. На ухабе сильно бьюсь головой об кунг, вскочила шишка величиной с голубиное яйцо, отчаянно матерюсь и тру ушибленное место.
Поступает команда: «К машинам!». Откидываем борт и вяло выползаем на свет Божий. Свинцовое небо, над бескрайними полями летают вороны и каркают, как будто надвигается конец света.
– Сейчас с нас все соки выжмут, включая желудочный, – тихо говорит Черников Юра, небольшого роста хрупкий блондин, пиная комок грязи.
– Потом выпьют кровь, убьют и съедят местные крестьяне, – отвечаю я и смотрю по сторонам. Вспоминаю песню из кинофильма «Приключения неуловимых»: