— Опять работа участковым. Но тоже всё правильно. Будем работать.
— Есть у меня одна задумка, — пожевав губами и помявшись, начал Тишков, — Имеется ведь у нас в городе «смотрящий» или вор в законе, ну, или как это у вас называется?
— Куда без них? — нахмурился и Веряскин.
— Вот какая глупая мысль мне в голову пришла. Я тут хочу наградить почётными грамотами самых активных членов ДНД. Подготовьте, кстати, список. Так вот — их будут фотографировать, и потом напишем статью в газете и фотографию приложим. Нет возражений? — остановился Пётр.
— Пока всё хорошо звучит. И при чем здесь «смотрящий»?
— Ты его вызовешь и попросишь поделиться информацией о совершённых нераскрытых преступлениях, а заодно сфотографируешь с ракурса и расстояния, которое я потом нарисую. Он, естественно, заржёт. Отпускаем товарища. Я делаю с помощью фотографа фотомонтаж и получаю фотографию, где лично жму руку этому «уважаемому» человеку и награждаю его почётной грамотой за оказание помощи правоохранительным органам. Напечатаем один номер газеты «Заря Урала» и «Уральского Рабочего» с этими фотографиями, да и вызовем вновь «смотрящего». Тут уж либо он сдаёт всех подряд и живёт дальше почти спокойно, либо газеты выйдут на самом деле. Совсем плохо? — спросил Пётр у нахмурившегося подполковника.
— Даже и не знаю, что сказать. Предположим, что он всё равно не пойдёт на сотрудничество. Тогда после публикации в газетах будет у них сходка, и могут поверить ему, а могут и газете. А вот что будет, если поверят газете? И не захочет ли он лично тебе отомстить?
— А разве нельзя кроме газеты, ну, если он и впрямь откажется, посадить его за организацию покушения на первого секретаря горкома КПСС? Все необходимые показания я дам, и свидетелей мы найдём. Аркадий Михайлович, это война. Он — враг! И сейчас не семнадцатый век. Нет больше рыцарства, никто никого на дуэли не вызывает. Либо мы наведём порядок и сделаем наш Краснотурьинск самым благополучным городом страны — либо грош нам цена, и гнать нас надо со своих мест. Чем этот вор лучше лесных братьев? Он хуже. Он хитрее. Он сам не идёт на преступления, он других на них толкает. Отрубим голову гидре — может, две головки поменьше вырастут, а может, сдохнет она. Если же новая вырастет, то будем уже с ней бороться, — Тишков встал и, пройдясь по кабинету из угла в угол, остановился напротив начальника милиции города Краснотурьинск подполковника Аркадия Михайловича Веряскина.
— Ну что ж. Война так война.
Глава 3
Событие десятое
В воскресенье пошли кататься на лыжах. Самое неприятное, что случилось за неделю — так это опоздание на работу в субботу. Пётр и забыл, что пятидневную рабочую неделю введут как раз в середине нынешнего 1967 года. Хорошо, что жену разбудил ребёнок, а уж она от души толкнула попаданца под рёбра:
— Петя, ты же на работу опоздал!
Пришлось на ходу придумывать себе важную встречу. И ведь от мыслей по улучшению жизни в отдельно взятом городе целый день голова кругом, а тут как отрезало. Еле-еле придумал. Решил прогуляться и переговорить с заведующим хирургическим отделением второй городской больницы Александром Генриховичем Франком. О чём переговорить? Понятно, что о Helicobacter pylori. Все попаданцы делятся этим секретом. Чем он-то хуже? Кстати, Пётр в прошлой жизни большую её часть страдал от гастрита. А австралийцы обойдутся без премии, нам нужнее. Самое интересное, что когда Пётр готовился к написанию книги про попаданца в 1967 год, то посмотрел в интернете, почему именно этой «нобелевкой» все писатели щедро делятся с хроноаборигенами — ведь премию в области медицины присваивают каждый год. Неужели за пятьдесят с лишним лет не было ничего такого, что кроме гастрита можно вылечить? Однако, прочитав список лауреатов, и выяснив, за что их наградили, понял — кроме пресловутого гастрита украсть ничего не получится. Например — 1970 год. Открытие звучит так: «За открытия, касающиеся гуморальных передатчиков в нервных окончаниях и механизмов их хранения, выделения и инактивации». Как, будучи металлургом, рассказывать об этом врачу? Или вот, чуть раньше — «За расшифровку генома». Тут ведь нужно оборудование, которого ещё пятьдесят лет не будет в захолустном городишке. А может, или нет, скорее всего, вообще никогда не будет.
Александр Генрихович внимательно выслушал первого секретаря, прошёлся по кабинету, снова сел напротив, помотал головой:
— А можно поинтересоваться, Пётр Миронович, вы-то откуда получили сию информацию?