Издать у себя книги про Буратино изъявили желание болгары, чехи, которые только через полтора года станут чехословаками, немцы ГДР, венгры и поляки. Купили права на издание, переводить будут сами – итальянцы и югославы. Пока всё.
Потом появился художник Леонид Владимирский и пришлось снова заключать договора о печати "Издания второго дополненного" всё того же Буратино. Так что в ВУОАП с песнями Пётр попал только после обеда. И просидел до семи вечера. Там его и нашла вернувшаяся с работы Люша. Оказывается, у неё на квартире собралась уже целая толпа и все ждут только его – именинника. Ну, вернее, виновника праздника. Нужно обмыть удостоверения члена "Союза Писателей" и значок с изображением Горького.
– Ладно, согласен, виноват. Только "Горько" не кричите.
Толпа? Четыре старушки. Одна чуть помоложе, но её Пётр не знал. Её и представили.
– Знакомьтесь. Это Вера Спиридоновна Ляшенко. Она доктор химических наук, профессор. Вчера она синтезировала известную вам "Виагру", – женщина даже попыталась изобразить книксен, ну, в смысле чуть-чуть присесть.
Лет пятьдесят. И точно химик, вон все пальцы жёлтые от формальдегидов. И на этих пальцах ни одного кольца. Не была замужем? Или при работе с довольно агрессивными средами колец не носят? Они ведь явно помешают надевать перчатки. Заграничный костюм. Но не новый. И единственный, вон на рукаве следы очень тщательной штопки двух дырочек. Ещё бы, точно химик и увлекающийся, не успела переодеться и сунулась к чему-то интересному. А даже зарплата профессора не позволяет купить хорошую одежду. Негде. С-сука, в смысле, гад кукурузник. Разорил страну. Да и бровастый гомик не лучше, столько денег вбухивают во Вьетнамы, Эфиопии и Египты. А ведь совсем скоро шестидневная война. Надо ли предупреждать?
Всё эти мысли пронесли в голове Тишкова пока он, изображая "джентельмена", целовал ручку профессору. От руки и рукава химией попахивало, запах не очень и противный, скорее, даже приятный.
– Пётр Миронович, умываться и за стол, – это уже скомандовала вторая Чуковская, мама Луши.
Третьей бабушкой была Вера Васильевна Смирнова – руководитель Комиссия по детской литературе при Союзе Писателей СССР. Четвёртой бабушкой была членкор АН СССР Рахиль Хацкелевна Фрейдлина. Стол был богатый. Шутка. На нём стояло много вина, в том числе шампанского, много коньяка и много колбасы с сыром. Правда потом принесли и горячие закуски. Пюре с отварной сосиской. И это четыре женщины готовились к празднику. Москва! Богема!
– Пётр Миронович, за вас, не перестаю вами восхищаться. Заперлась сегодня ото всех и читаю вашу сказку. Занятно. Точно будет на Западе бестселлером. А для нас вот проблемно. Ну, да ваше имя сработает. Я – за. Да вы угощайтесь. Мы старались. Или не нравится? – Смирнова себе положила на тарелку сыра и подняла фужер с шампанским.
– Сейчас пошучу. Только не обижайтесь. Просто другой шутки про химиков с ходу не вспоминается. Говорят, что "на халяву и хлорка творог". Спасибо милые дамы, не ожидал, – похихикали.
– За вас, Пётр Миронович, – сдвинули бокалы.
Застолье не проходило в дружеской и непринуждённой беседе. Пётр вдруг осознал, что раз дома мама Люши, то ночевать в квартире Чуковских его не оставят. Гостиницу он не заказывал, да и не знал ни одной. Было только смутное воспоминание из прошлого-будущего, что с гостиницами в СССР всё плохо. Нет брони, нет и кровати, не говоря уже об одноместном люксе.
Дамы постепенно набросали в себя приличное количество вина, и Люша похвастала, что лучшие анекдоты рассказывает, конечно, Пётр Миронович. И лучшие песни поёт тоже он. И дамы потребовали анекдотов и песен.
– А можно я совмещу? – вспомнил один анекдот Штелле.
– Будете петь анекдот? – прыснула Смирнова.
– Точно.
"Барин останавливает извозчика и лезет в коляску.
– Какую песню петь, барин? Али не надо песен?
– Погоди, нога попала в колесо.
– Но-о! Родимая! Нога попала-а в колесо-о-о! Нога попала-а-а!"
Пётр закончил, а смеха нет. Что не так, даже заволновался. И тут грохнули. Просто позднее зажигание, или ждали всю песню? И вот тут повезло. В дверь позвонили.