– О! Это за мной, – начала подниматься Лидия Корнеевна Чуковская, – Я договорилась Булатом Шавловичем, что он заберёт меня и отвезёт в Переделкино.
Ну, вот, у Петра гора с плеч упала. Проводили маму. И вечер стал заканчиваться. Засобирались и химики "химички". Не намного дольше их просидела и Смирнова. Несколько раз заставила Петра пообещать, что он бросит все дела и допишет как можно быстрее свою сказку для взрослых мальчиков и девочек и, покачиваясь слегка, отбыла не утруждаясь переобуванием и напяливанием шубы. Ну, правильно, в этом доме и живёт.
А в целом день, можно сказать, удался. Половину песен оформил и разобрался с издательскими делами. Вечером же сообщили целых две хорошие новости. Удалось получить химикам альбутерол сульфат – бронхорасширяющий препарат и силденафил, больше известный как "Виагра".
Глава 9
16 марта в ВУОАПе у Петра должна была состояться встреча с Фурцевой. Ну, что ж, она состоялась. Екатерина Алексевна была на что-то зла и почти вымещала эту злость на Петра. Поговорив с министром пару минут и три раза услышав рык, Штелле встал и отвесил земной поклон.
– До свидание, Ваше Величество, я в таком тоне с вами разговаривать не намерен. И вообще, забудьте о моём существовании.
Фурцева открыла было рот, чтобы снова зарычать, но потом как-то сдулась.
– Прости, Пётр Миронович. Суслов Михаил Андреевич к каждой букве цепляется, сил нет. Нервы. Ты тут конечно не при чём. Давай так, Гагарина пока не уговаривала, он на Байконуре. Я даже не знаю, на кого выйти, чтобы его заполучить. Он и, правда, нужен? Никто другой не подойдёт?
– Ну, что ж, и я с вами начистоту. Мы с Машенькой придумали марш космонавтов. Он необычен. Могут не принять. Нужен обязательно Гагарин. Тогда есть шанс. Тем более что за эту песню надо побороться.
– Её можно услышать, у вас есть кассета? – Фурцева оглядела кабинетик в поисках магнитофона.
– Нет. Екатерина Алексеевна, вы тоже без Гагарина и, не увидев в живую, не оцените.
– Даже так?
– Даже так.
– Хорошо, время ещё есть. Пойду к Суслову. А ты представляешь, что будет, если песня потом не понравится?
– Поверьте, товарищ министр, это будет бомба.
– О-хо-хо! Сама скромность ты, Пётр Миронович. Как бы нам с тобой этой бомбой бошки не поотрывало. Завтра ещё в Москве? – Фурцева обернулась уже на выходе.
– Самолёт в одиннадцать вечера в воскресенье.
– После обеда Люше позвоню.
Фурцева ушла, и Пётр продолжил оформлять песни. Продолжил, несмотря на умоляющий взгляд женщины с тоской глядящей на оставшиеся ещё листки в папке. В результате получалось с первым заходом уже пятьдесят две песни. И это за семьдесят дней всего. Самое интересное, что и остановиться-то нельзя. Пора готовиться к гастролям за рубежом, а там песни про войну или про космос никому не нужны. Хотя!!! У Горана Бреговича есть песня итальянских партизан. "О, Бела, чао". Нужно будет её вспомнить.
Всё хорошее когда ни-будь заканчивается. Всё плохое тоже. Зарегистрировали последнюю песню, "Напрасные слова" Ларисы Рубальской и Давида Тухманова, из неё нужно будет тоже сделать клип с Анастасией Вертинской, Никитой Михалковым и дедушкой Штелле. С Викой они запланировали целых десять клипов. Подобрали песни, два уже сняли, теперь вот ещё на один написана и музыка и слова и сценарий.
До встречи с великим математиком было ещё время. А время было обеденное. Самое время перекусить. Вот только временные трудности. Утром, во время завтрака Пётр заглянул в холодильник. Даже мыши повесившейся и то нет. За завтраком доели колбасу с сыром и "генуг". В смысле "алес". Пришлось опять ловить такси и ехать на рынок. Хоть тут повезло. Армен – кустистый, носатый и вечно улыбающийся южный мачо был на месте и даже узнал Тишкова.
– А дарагой, почему долго не был? Денег жалел? Не жалей деньги, ещё заработаешь, денег вообще много, а друг у тебя только один. И это я. О-о-о, – это Армен заметил значок с Горьким на лацкане пиджака у Петра. Тот расстегнул пальто, на рынке было тепло и душно. Даже не так, там просто нечем было дышать. Запах крови и несвежих мяса и рыбы был для непривычного человека серьёзным испытание.
– Ты писатель, дорогой? – надо же какие подкованные пошли продавцы. Сам Пётр увидел значок члена Союза Писателей только вчера при вручении. В прошлой жизни не доводилось. Почему, интересно, выбран как символ именно Пешков? Чем Пушкин не угодил, или Толстой? Хотя, они же дворяне. Ну, не Маяковского же или Есенина на флаг присобачивать. Самоубийцы. Кто там ещё из пролетарских? Гайдар с детскими рассказами? Нет. Новиков-Прибой? Ничего кроме Цусимы. Шолохов? Так он жив ещё. На самом деле получается, что кроме Горького на символ никто и не подходит.