– Есть немножко.
– А что написал? Я много читал.
В нескольких метрах от того места, где они стояли, был под потолком размещён динамик в виде раструба и из него пусть с бульканьем и треском неслась песня, которую уже не напишет Валерий Курас.
Пётр ткнул пальцем в динамик.
– Дарагой, ты эту песню написал? – приятно видеть, как в чёрных глазах собеседника вспыхнул огонёк азарта.
Конечно, песня украдена. Чем гордиться? А есть чем гордиться. Почти нет сейчас хороших песен. Почему русские люди поклоняются нечёсаным битлам? Просто потому, что они из-за бугра? Нет. Для шестидесятых годов их песни и на самом деле прорыв. А вот мы этот прорыв скоро ликвидируем. Кто бы ни забросил их с Викой Цыгановой в это время или в эту реальность, но подбор у этого товарища интересный. Певицу, которая знает ноты и окончила нужное учебное заведение, и какого ни какого писателя и поэта. Зачем забросили? Что бы они сделали эту страну "не только в области балета впереди планеты всей". Нет другого ответа на этот вопрос. И процесс пошёл. Почему бы не гордиться этим?
– Армен, мне нужно продукты для лобио. Найдёшь хорошую белую фасоль и грецкие орехи. Ещё нужны пряности. Ну и дыни с мандаринами тоже не помешают. А ещё нужна печень говяжья и морковь.
– Так, ты эту песню написал? Ты Тишков? – не отступал со своих позиций армянский мачо.
– Мы вдвоём с дочерью, – ну, раз хочет услышать ответ.
– Пойдём со мной! – вообще акцент пропал.
– Куда пойдём?
– К дяде пойдём, – и даже схватил за локоть. Приспичило?
– Армен, мне продукты надо, к ужину ведь ещё готовить надо. Время…, – не дали договорить.
Мачо приволок его к обшарпанной, когда-то покрашенной зелёной краской двери.
– Будут продукты, ты дарагой Тишков пока с дядей поговори, а я всё найду. Не пожалеешь, – кустистый вулкан втолкал Петра в комнату, прокричал что-то на одном из языков народов СССР и исчез.
Пётр огляделся. Деревянный растрескавшийся стол. С обеих сторон приставлены табуретки. Сидят два не молодых армянина, скорее всего, и играют в нарды. Тот, что лицом к двери, хозяин кабинета, наверное, очень похож на Фрунзика Мкртчяна. Через две недели ведь на экраны страны выйдет "Кавказская пленница". "Мкртчян" одет только иначе. Не галифе, а хорошие серые штаны. Сейчас все ходят с брюками застёгнутыми выше пупка. Из-за этого получается несколько комичный с точки зрения Петра вид. Типа Чарли Чаплин жив. У него самого сейчас костюм со штанами, где ремень на два пальца ниже пупка. И не тонкий ремешок, а специально сшитый в сапожной мастерской чуть пошире и с замечательной пряжкой на два колка, выточенной в ЛМЦ.
– Заходи дорогой товарищ Тишков, присаживайся, Акпер сейчас чай принесёт, – подзатыльник лёгкий и оппонент по нардам исчез за дверью. – Я Петрос Мкртчян – директор этого рынка.
– Пётр Миронович Тишков, – представился Пётр и поискал глазами вешалку. В кабинете было жарко. В углу гудел самодельный тэн, – Мкртчян? А Фрунзик не родственник?
– Вай! Откуда знаешь Фрунзика? Это мой племянник. Ну, не прямой племянник. Двоюродный. Вон вешалка.
Точно в углу в доску было вбито три гвоздя, а сама доска прибита к стене. Пётр снял пальто, шарф. Пристроил под вешалку многострадальный счастливый портфель.
– Так откуда Фрунзика знаешь?
– Кино смотрел. "Кавказская пленница". Скоро показывать будут.
– Да, он говорил, даже билеты уже принёс. Слушай, Пётр Миронович, ты, где такой костюм достал? Я всё достать могу в Москве, а такой костюм не видел.
– Сшили у нас в городе.
– А, хороший портной. Еврей, наверное? – Петрос пальцами потрогал материал, покрутил Петра, даже пуговицы расстегнул. Любознательный, чёрт.
– Пётр Миронович, а ты только песни пишишь?
– Нет. Я – Первый Секретарь Горкома КПСС.
Оба-на. Угол-шоу. Товарищ директор чуть не по стойке смирно встал.
– Извини, уважаемый. Садитесь, пожалуйста.
Как раз Акпер чай принёс в дебильных подстаканниках и полный поднос всевозможных конфет. Даже трюфели просматривались.
– Угощайтесь, Пётр Миронович.