Надо отдать должное Константину Федину: он для поездки во Внешторгбанк даже свою «Волгу» Петру выделил. Оказалось-то всё не так просто. Весь день Пётр провёл с разными бухгалтерами, заключил больше двух десятков договоров, истрепал нервы и себе, и работникам Союза Писателей. А начиналось всё вполне мило — сидели себе, заключали договор об переводе и издании двух повестей про деревянного сорванца в Болгарии, и тут доходит дело до номера счёта в банке. Пётр ничтоже сумняшеся называет свой счёт, специально открытый в Москве для перевода денег за песни и книги, и узнаёт, что он бестолочь. Пословица, дескать, «курица не птица, Болгария не заграница», в данном случае не работает. Перевод денег будет осуществлён в валюте, а значит, нужен счёт во Внешторгбанке. Пришлось ехать и выстаивать приличную очередь. «Неужели все эти люди, что стоят к заветной двери — писатели и композиторы?» — ужаснулся Пётр. Объяснение пузатенького работника банка о чеках, они же сертификаты, он пропустил мимо ушей. Какая ему разница, что чеки братьев по соцлагерю хуже капиталистических? Ничего ему в тех «Берёзках» пока не надо. Вот потребуется чего, тогда и будет время узнать всю подноготную нелёгкой жизни знаменитого писателя.
Издать у себя книги про Буратино изъявили желание болгары, чехи, которые только через полтора года станут чехословаками, немцы из ГДР, венгры и поляки. Итальянцы и югославы купили права на издание, переводить будут сами. Пока всё.
Потом появился художник Леонид Владимирский, и пришлось снова заключать договора о печати «издания второго, дополненного» всё того же Буратино — так что в ВУОАП с песнями Пётр попал только после обеда и просидел до семи вечера. Там его и нашла вернувшаяся с работы Люша — оказывается, у неё на квартире собралась уже целая толпа, и все ждут только его, именинника. Ну, вернее, виновника праздника. Нужно обмыть удостоверение члена Союза Писателей и значок с изображением Горького.
— Ладно, согласен, виноват. Только «горько» не кричите.
Толпа? Четыре старушки. Одна чуть помоложе, но её Пётр не знал. Её и представили.
— Знакомьтесь. Это Вера Спиридоновна Ляшенко. Доктор химических наук, профессор. Вчера она синтезировала известную вам «Виагру», — женщина даже попыталась изобразить книксен, ну, в смысле чуть-чуть присесть.
Лет пятьдесят. И точно химик, вон все пальцы жёлтые от формальдегидов. И на этих пальцах ни одного кольца. Не была замужем? Или при работе с довольно агрессивными средами колец не носят? Они ведь явно помешают надевать перчатки. Заграничный костюм, но неновый. И единственный, вон на рукаве следы очень тщательной штопки двух дырочек. Ещё бы — точно химик и увлекающийся, не успела переодеться и сунулась к чему-то интересному. А ведь даже зарплата профессора не позволяет купить хорошую одежду. Негде. С-сука, в смысле, гад кукурузник. Разорил страну. Да и бровастый гомик не лучше. Столько денег вбухивают во Вьетнамы, Эфиопии и Египты — а ведь совсем скоро шестидневная война. Надо ли предупреждать?
Все эти мысли пронеслись в голове Тишкова, пока он, изображая джентльмена, целовал ручку профессору. От руки и рукава попахивало химией — но запах не очень и противный, скорее, даже приятный.
— Пётр Миронович, умываться и за стол, — это уже скомандовала вторая Чуковская, мама Люши.
Третьей бабушкой была Вера Васильевна Смирнова — руководитель Комиссии по детской литературе при Союзе Писателей СССР. Четвёртой — членкор АН СССР Рахиль Хацкелевна Фрейдлина. Стол был богатый. Шутка. На нём стояло много вина, в том числе шампанского, много коньяка и много колбасы с сыром. Правда, потом принесли и горячие закуски — пюре с отварной сосиской. И это четыре женщины готовились к празднику. Москва! Богема!
— Пётр Миронович, за вас! Не перестаю вами восхищаться. Заперлась сегодня ото всех и читаю вашу сказку. Занятно! Точно будет на Западе бестселлером. А для нас вот проблемно. Ну да ваше имя сработает. Я — за. Да вы угощайтесь! Мы старались! Или не нравится? — Смирнова положила себе на тарелку сыра и подняла фужер с шампанским.
— Сейчас пошучу. Только не обижайтесь. Просто другой шутки про химиков с ходу не вспоминается. Говорят, что на халяву и хлорка творог. Спасибо, милые дамы, не ожидал, — похихикали.
— За вас, Пётр Миронович, — сдвинули бокалы.
Застолье не проходило в дружеской и непринуждённой беседе. Пётр вдруг осознал, что раз дома мама Люши, то ночевать в квартире Чуковских его не оставят. Гостиницу он не заказывал, да и не знал ни одной. Было только смутное воспоминание из прошлого-будущего, что с гостиницами в СССР всё плохо. Нет брони — нет и кровати, не говоря уже об одноместном люксе.